В настоящее время в Хакодате около 300 человек христиан. Крещено с основания японской церкви 1122 человека, более 200 из них уже умерли, человек 800 разбрелись по Хоккайдо и старой Японии. На место ушедших переселились христиане из других церквей, но, конечно, в гораздо меньшем количестве. Такую текучесть приходится замечать по всем церквам, и объяснить ее не трудно: скорее принимают крещение, конечно, те, кому менее к этому препятствий, кто не так связан окружающей обстановкой, а в таком именно положении и находятся люди, пришедшие в известный город со стороны. Вот почему их всегда много между принимающими крещение. Но пришельцы так же легко и оставляют место своего временного поселения. Конечно, в видах распространения христианства такая текучесть полезна, зато для частной церкви от этого немало урона, хотя бы в одном том отношении, что временные жильцы не могут так радеть о церкви, не так охотно и щедро жертвуют на ее нужды и пр. Хакодатская церковь, впрочем, имеет в себе и довольно зна-
чительное постоянное ядро старых христиан, некоторые из которых приняли крещение еще от самого преосв. Николая (таких, правда, уже очень немного) и от архимандрита Анатолия. Они держат церковь собою, хранят церковные обычаи, которым они могли научиться от русских миссионеров, почти постоянно живших здесь. Особенно это нужно сказать о женщинах, которые, как и везде, усерднее к церкви и богомольнее мужчин. Женщины составляют здесь братство, собираются три раза в месяц для взаимного 'назидания, сообща жертвуют на церковь, помогают бедным и пр. Богослужение совершается в храме более исправно и с большим соблюдением церковного устава и разных православных обычаев, чем где бы то ни было в Японии. Небольшой храмик, конечно, уже стар, но еще долго послужит, да и перестраивать его не хочется: это родоначальник японских храмов. У него есть и колокольня, с которой всегда раздается звон перед и после богослужения. Колокола же отлиты во время оно самим преосвященным Николаем (конечно, при помощи японца-литей-ного мастера), отлиты на век: стенки толстые-претолстые. От этого звук получается, может быть, и не такой, какой мог бы получиться, зато то они прочны и дороги для японской церкви по воспоминаниям.
Помолившись с христианами в тот вечер и на следующий день (воскресение) за обедней (причем проповедь говорил оба раза сам владыка), устроив кое-какие церковные дела, мы вечером, провожаемые священником и христианами, перебрались на пароход той же почтовой компании. Он выходил в Неморо ровно в полночь. Была ясная лунная ночь, спать не хотелось, и мы долго любовались восхитительным видом ту-майного рейда и города с его разноцветными огнями, тихонько шумевшего под сенью горы.
Неморо
ИУ есь следующий день 8 августа мы благополучно шли
Лг на нашем “Муцу-мару". День был- ясный, море спокойно, хотя это и был уже Великий океан. В полдень миновали Эримо-заки, мыс, лежащий приблизительно на половине нашего пути. На пароходе в первом классе только и было нас двое. Был еще европеец, должно быть, пассажир второго класса. Он почему-то нас сторонился, так заговорить и не пришлось. После узнали, что это баптистский миссионер, которой ехал в объезд острова Езо и, кажется, к айносам. Баптисты вообще не особенно нас долюбливают, может быть, даже меньше, чем католики. Впрочем, в личных отношениях, конечно, никакой неприязни не обнаруживается. Всего лучше относятся к православным епископам высокоцерковной партии, иной раз они уже слишком настойчиво стараются убедить и наших:, и своих христиан, что вера у нас с ними одна. Между прочим, узнав, что в Корее основывается наша миссия, один из тамошних англиканских миссионеров выражал в миссионерском журнале свою радость по этому поводу: придут-де наши союзники.
Утром 9 августа, я рано вышел на палубу, надеясь скоро увидать и Неморо. Но не видно было ничего, море покрыто было легким туманом, пароход шел самым тихим ходом, меняя несколько раз курс и иногда останавливаясь. Было совсем свежо, несмотря на лето. “И что они тащатся черепахой? Неужели и в своем-то море дороги не знают?.”—' досадовал я, ежась от холода в своем летнем подряснике. Вскоре забелел бурун слева, это подводная скала, ее-то, должно быть, и искали. Пароход сразу же прибавил ходу, и через несколько времени показался длинный и низкий мыс с белым маяком на конце. Это одна из развилок, которыми оканчивается восточный угол Езо. Пароход должен пройти между оконечностью мыса и небольшим островком (здесь много их рассыпано кругом); проход очень узкий и при туманах очень опасный. Из-за одного этого места (Но-сяпу, по-айносски) иной раз приходится сидеть в Неморо по нескольку дней. На этот мы раз прошли благополучно, полюбовавшись на какой-то пароход, в виде поучения сидевший крепко на скале немного справа. Он, говорят, сел несколько дней тому назад., поэтому наши кормчие и были особенно осторожны. — Отсюда не более полутора часов до Неморо. Все время шел довольно низкий, зеленый берег, почему-то напомнивший мне берега около Одессы. На нем было как-то пусто: ни жилья, ни деревьев. Да и могут ли они расти на этом мысе под постоянно бушующими ветрами? Но вот и деревья, а вслед за ними и самое Неморо, однообразная, неопределенная масса серых домиков. Не видно ни церквей, ни других каких-либо выдающихся зданий, которые так красят европейские города. Мы вошли на небольшой рейд, слегка прикрытый островком. В ветер здесь, конечно, очень плохо.