Обгоняем небольшие, метров 10–15 длиной, медленно идущие вниз по реке плоскодонки — основной вид здешнего транспорта. Современный мотор соседствует у них с архаичным кормилом — деревянным рулем, управляемым с помощью длинного шеста. Под навесами грудятся пассажиры, молча и привычно прощупывающие нас взглядами, навалены разнообразные грузы. Обгоняем бамбуковые плоты, по конструкции аналогичные тем, что мы уже видели в Янди, заставленные корзинами и ящиками. Крестьяне возвращаются домой из города. Река — единственное средство сообщения для прижатых к воде деревень, она и кормилица, и общественный транспорт, и телеграф…
На обеде, прервавшем на время эти наблюдения, не было бы смысла останавливаться (и так в моей книге чересчур силен гастрономический уклон), если бы не одна, по-моему, интересная деталь. Видимо, для того чтобы еще более ублажить туристов чем-то невиданным, оригинальным, организаторы мини-круизов по Лицзяну использовали один из редких способов приготовления пищи, в определенной степени применяемый в Северном Китае, но неизвестный в других районах страны. На столах появились хого — специальные самовары на углях, в кипящую воду которых на две-три минуты опускаются и на ваших глазах варятся предварительно мелко нарезанные продукты. Собственно, этот способ приготовления пищи, перенятый китайцами у кочевых народов, сводился к варке тонко посеченной бараньей вырезки, и, как утверждают авторитетные источники, в Северном Китае таким образом свинину и говядину не готовят. В Шанхае мне пришлось познакомиться с хого в одном мусульманском ресторане, и тогда я был от него в восторге. При наличии соответствующих приправ слегка проваренная баранина очень аппетитна. Здесь же, на катере, баранины не было и в помине, на столе стояли: нарезанная тонкими ломтиками говядина, разделенный на кусочки соевый сыр, страшно костлявый — почему-то все цыплята в Китае удивительно костлявы — цыпленок, тонкая китайская вермишель, капуста, кальмар. Все это в шесть рук забрасывалось в кипяток, чтобы потом наиболее проворно работающие палочками руки извлекли уже готовый продукт и отправили его по прямому назначению, в рот. Не скажу, что обед был несъедобным, но он явно уступал по качеству окружающей обстановке.
Пока мы дегустировали очередной вариант китайской кухни, пейзаж изменился, стал более пологим, исчезли резкие, угловатые формы, горы отдалились на линию горизонта. Но ближе к Яншо — конечному пункту нашего путешествия — отступившие было утесы и скалы снова сгрудились у самого берега Лицзяна.
В Яншо — маленьком городке, прижатом с трех сторон горами к кромке реки, — нет особых достопримечательностей, кроме него самого, ибо город насчитывает уже 1300 лет истории. Туристические проспекты советуют просто «наслаждаться окружающим пейзажем». Нам на это времени выделили смехотворно мало — 10 минут! Укладываемся в двадцать пять, которых хватает лишь на то, чтобы пробежать по центру — узкой, сплошь застроенной тесно примыкающими друг к другу двух-трехэтажными каменными зданиями улице. Нижние этажи домов представляют собой сплошную череду лавок, мастерских и магазинов. На витринах — обычные сувениры, среди которых бросаются в глаза грубо сработанные и аляповато раскрашенные маски. Владельцы лавок не очень назойливы, ограничиваются традиционным «Хэллоу». Высокая влажность, морось и длительное отсутствие солнца сделали слякоть неизменным атрибутом местного пейзажа на весь период нашего пребывания в Гуаней. Слякотно и в Яншо.
Центральная улица, немного изогнувшись, упирается в покрытый лесом крутой склон и раздваивается. У развилки притаилось одетое в камень озерцо, в застывшую воду которого заглядывают любующиеся собой задумчивые горы. Здесь пахнет сказками и неразгаданными тайнами. Некогда даже узнать, какие чудеса скрываются в раскинувшейся на другом берегу зеленеющей роще, в упершихся сваями в дно озера простых по архитектуре, но тонко вписывающихся в окружающий пейзаж домиках, опоясанных крытыми галереями.
Хочешь не хочешь, а пора возвращаться. Впечатления, конечно, поверхностны, но даже за это короткое время нельзя было не почувствовать скрытое очарование городка и его природы. Много недель спустя на вершине горы Эмэй мне довелось познакомиться с четой австралийцев, совсем незадолго до этого побывавших в Яншо. Им, людям в быту крайне неприхотливым, удалось пробыть в городе два дня и в завершение всего вернуться в Гуйлинь на небольшом рыбацком катере. Их впечатлениям мне оставалось только позавидовать! А нас ожидали автобус и полтора часа обратной дороги, прошедшей под аккомпанемент дождя.
В Гуйлине лаоши сообщают ошеломляющую весть: билетов на Куньмин еще нет, будут завтра, и часть из них, вероятно, сидячих. Тогда меня это поразило, но знай я, каково приходится неорганизованным иностранным туристам, удивлялся бы значительно меньше. В этом прекрасном городе расцвет туризма в сочетании с поощрением частной инициативы породил всплеск спекуляции, одной из сфер которой являются валютные махинации. Пользуясь тем, что с билетами в Гуйлине, как и на любой промежуточной станции, вообще непросто, предприимчивые дельцы скупают железнодорожные билеты в плацкартные вагоны и потом предлагают их иностранцам, естественно, за сертификаты. Официальный курс — один к одному, но на черном рынке сертификатный юань идет за 1,5–1,7 обычного… И вечером на улице за нами увязывается несколько китайцев (среди которых и женщины), предлагая поменять валюту. Открыто, не боясь чьего-либо вмешательства.
Вечером снова гуляем по городу. Частные лавки открыты допоздна. Как непохоже это на Шанхай, где после восьми вечера все магазины драпируются металлическими решетками. Толпа любопытных окружает устроившегося прямо на асфальте слепого аккордеониста и подпевающую ему глухим голосом женщину.
Заглядываем в «Вэньу шандянь» — магазин с несколько необычным для нас, но емким названием «Памятники материальной культуры». Великолепные, тончайшего фарфора вазы, чаши, кувшины украшены изысканным рисунком, на другой витрине — искусно выполненные изделия из серебра, кости, камня, а на втором этаже — настоящий художественный салон, где развешаны мастерски, в европейской технике, но с традиционным китайским колоритом выполненные картины Лицзяна, передающие неповторимую игру красок неба, воды и окружающих скал. Одна такая картина стоит больше месячной зарплаты рабочего.
Следующий день также до краев был наполнен событиями и впечатлениями.
Погода по-прежнему пасмурная, но это нам только на руку. В программе на сегодня — знакомство с городом с высоты птичьего полета. Начинаем его с горы Децай, что в дословном переводе означает «Собравшийся складками шелк». Китайцы уверяют, что четыре ее вершины, расположенные одна ниже другой, как бы ниспадают к подножию складками ткани. Нарисовать такую картину у меня воображения не хватает.
Децай является одним из главных туристических центров города, а самый высокий ее пик — пик Светлой луны — поднимается на 223 м над уровнем моря и относится к числу самых высоких точек Гуйлиня. Обычно здесь многолюдно, но мы нынче приехали первыми, и это гарантирует, хоть временно, относительную тишину и свободу передвижения. В окружающей подножие горы роще чирикают птицы, а где-то поблизости горланят петухи. Привычные вроде звуки, но в Шанхае я от них как-то отвык.
От южного склона ведет вверх обсаженная зеленеющими деревьями тропа. Многие ее участки представляют собой выложенную крупными тесаными глыбами лестницу, то круто, словно намереваясь поскорее подарить вожделенное чудо, то неторопливо, плавными зигзагами восходящую к вершине. За каждым поворотом обзор становится шире, глаз охватывает все новые и новые штрихи великолепной картины, расстилающейся под ногами. И вот наконец верхняя точка пика «Светлой луны» — просторная видовая площадка с великолепным обзором во всех направлениях.
Трудно выразить словами увиденное. Для этого нужны особый поэтический дар, рука и слово художника. А мне остается впитывать в себя простор окольцованной чередой волнистых и иззубренных гор равнины, посреди которой суровыми стражами, охраняющими сотворенное природой чудо, высятся хмурые утесы, вглядываться в уплывающую медленно вдаль синеву Лицзяна, выискивать знакомые черты в раскинувшемся под ногами городе.