Это глубокая впадина под обрывом. Она на двести метров ниже Ливийского плато и чуть повыше уровня моря. Прямо перед нами высокий пирамидальный холм, справа от него — желтая песчаная пустыня с редкими кустами по низинам, слева — нескончаемая пальмовая роща. Настоящий лес — двести тысяч деревьев финиковой пальмы.
На холме руины селения, которому больше четырех тысяч лет. Окруженные стенами, жилища лепились одно над другим. Иные имели четыре этажа. Вершину холма венчал храм. Каким богам он был посвящен все тысячелетия? Сейчас сюда приходят молиться мусульмане. Современный поселок лежит в стороне от этого городища. Но жизнь теплится еще и среди руин. Кое-где на сером фоне о черными проемами окон и дверей мелькают светлые пятна побеленных стен. Там живут люди. Облик их совсем иной, чем в других районах ОАР. Некоторые этнографы считали их особой народностью — сивинцами. У них в чертах лица много сходства с берберами, есть и негроидные признаки.
Оазис Сива долгое время развивался независимо от Египта. Только в 1700 году до нашей эры пришли сюда войска фараонов и завоевали Сиву. Тут, в окружении пальмовых рощ, из удивительного известняка — цвета чайной розы! — был сооружен храм Аммона. По этому святилищу одно время именовался и весь оазис.
Сюда во время своих великих походов доходил Александр Македонский. Девять суток продвигался он со своей конницей от побережья к оазису и, достигнув его, вошел в храм Аммона. Главный жрец признал в нем «сына неба», «царя царей» и благословил на новые подвиги. Но идти дальше было некуда — к югу простиралась безводная пустыня, непреодолимая для римских конников и пехотинцев.
Когда рухнула империя Александра Великого, оазис Сива продолжал жить своей жизнью вплоть до арабского завоевания. Арабы принесли новую религию — мусульманство, и новый язык. Однако под влиянием местных говоров тут выработался совсем особый диалект арабского языка. Даже теперь, когда упрочились связи со столицей ОАР, когда ежедневно приходят сюда каирские газеты, язык местного населения все же сохраняет свои особенности, так что мои спутники из Каира почти не понимали сивинских аборигенов.
Пальмы… пальмы… Молодые, еще бесплодные, приземисты, взрослые вознесли высоко к небу шатер своих гигантских листьев, под которыми покачиваются тяжелые грозди фиников. Вот источник — большой каменный цилиндр метров пятнадцати в поперечнике, сложенный из крупных, хорошо пригнанных блоков. Будто огромная башня опущена в землю и заполнена кристальной водой. С глубокого дна то здесь, то там поднимаются гирлянды пузырьков. Если эта вода и не живая, то животворная. Ею живут тысячелетия и этот лес пальм, и поля, и люди.
Непрерывно из-под земли вытекает струя воды и без устали наполняет мелкий, выложенный известняком бассейн. Сейчас здесь весело плещутся смуглые и курчавые мальчишки. В положенные по традиции ночные часы сюда приходят совершать обрядовое омовение девушки, готовящиеся выйти замуж. А вода, вытекая из бассейна, продолжает свой ток дальше по каналам, под корни нескончаемых рядов пальм.
От храма Аммона остались теперь лишь бесформенные нагромождения тесаных глыб, а пальмовая роща все так же юна. Пальма живет пятьдесят, семьдесят, ну, допустим, сто лет. Сколько же поколений пальм сменилось здесь, в древнем оазисе Сива?
Немало на территории Сивинской впадины и пустых мест. Как и в Харге, с орошением сюда пришло засоление. Прежде на этих местах росли пальмы. Еще не успели разложиться толстенные пни. Да и как они могут сгнить в сухом климате, просоленные к тому же насквозь? Кое-где встречаются угнетенные деревья, иные даже приносят плоды, но они пригодны в пищу только верблюдам и ослам.
Блестят на солнце кристаллы гипса и других солей в этой солончаковой почве. Борьба с засолением — первая забота агрономов и мелиораторов этого края. Кроме того, разрабатываются планы освоения новых земель, бурения глубоких скважин и внедрения новых культур, особенно хлебных злаков и кормовых трав. Новая жизнь войдет в этот древний оазис.