— Эти мартышки очень досаждают нам. Вот, полюбуйтесь, что они сделали, — показывает Рерих на обломанные и изгрызанные толстые листья агав, высаженных по краю плантации. — Но я не разрешаю их трогать, даже пугать. Пусть все остается как есть.
Вернулись домой уже в сумерках. Святослав Николаевич ушел, чтобы написать письмо, и я остался с Де-викой Рани. Вспоминая о московских и ленинградских встречах, она пожалела, что Святослав не научил ее русскому языку. А ей так хочется побывать еще в России и поговорить там со всеми на родном языке ее мужа.
В гостиной специальный уголок отведен подаркам из России. Книги, фотографии, хохломские матрешки, палехские шкатулки. Девика Рани помнит, кто что подарил и все бережно хранит.
Когда возвратился Святослав Николаевич, мы сели ужинать. К столу были поданы не только индийские, но и русские блюда (это уж распорядилась Девика Рани), а на десерт тропические фрукты, которые выращивает, оказывается, сама хозяйка. После ужина меня уговаривали остаться до утра, но я не располагал больше временем.
В полной ночной темноте Рерих усадил меня в автомобиль, дал в спутники верного провожатого — мало что может случиться в дороге ночью! — и я уехал в Бангалор. В полдень самолет унес меня в Хайдарабад, через три дня — в индийскую столицу, а спустя две недели — домой.
ТУ-104 пролетал над долиной Ганга. Вся она разбита на мелкие квадратики желтеющих полей, изрезана блестящими нитками каналов, испещрена маленькими зелеными рощицами и белеющими селениями. Зеленые горы прорезаны ущельями, покрыты лесами. Где-то там долина Кулу. Но вот леса исчезли и все пространство заняли снежные вершины и огромные ледники. Темно-голубое небо, прозрачнейший воздух. Кое-где клубятся мелкие стайки облаков. Наконец снежные вершины остаются позади, внизу коричневые, красные, бурые скалистые склоны. Только по дну ущелий тянутся узкие полоски зелени. А на горизонте все темнее и темнее. И вот горы кончились, за ними открылись безбрежные пустыни Центральной Азии. Барханы, ленты рек, оазисы. Но все это виднеется как бы сквозь густую вуаль. Пыльный воздух пустыни даже небо сделал тусклым, голубовато-серым. Снова показались горы, уже знакомый мне Памиро-Алай. Узнаю сверху и Алайскую долину и Заалайский хребет. А затем вдруг все закрыли облака, и земля показалась снова лишь перед самым Ташкентом. Прошло всего два часа пятьдесят минут…
С той поры минуло уже семь лет, но, как сейчас, вижу я глаза Святослава Николаевича — светлые юношеские глаза. Вижу его лицо с поседевшей бородой, улыбку Девики Рани — индийской красавицы с алой капелькой на лбу, зелень, окутавшую веранду, озеро с испуганными птицами и колючий скраб-джангл, где, быть может, скрываются дикие слоны.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
