Он снова прервал себя и отпил очередной глоток.
– Вот тогда я заподозрил неладное и на прошлой неделе попросил твоего тестя привести тебя в мою ложу. Мне не хотелось обращаться в Жокей-клуб, и я собирался расследовать все тайком.
«То есть он прозрачно намекнул мне, что не желал раскрывать перед остальными свои крапленые карты», – подумал я.
– Что же, теперь я передал лошадей новой команде. Точка. Конец истории.
– Нет, это не конец, – возразил я. – Хью Уокер убит. Возможно, с ним свели счеты за махинации на скачках. Или за отказ мошенничать, когда он уже согласился с условиями и успел получить за это деньги.
– Не исключено, но меня это не касается. Я непричастен к твоим делам.
– Быть может, судьба не предоставит вам столь роскошный шанс, – заявил я.
– Если ты попробуешь привлечь меня к поискам правых и виноватых, то никакой благодарности не дождешься. Держи меня от них подальше, ведь это в твоих интересах. – Он придвинул свой стул ко мне. – Оставь их всех в покое, Холли. Пусть полиция займется своей работой. Ты меня понял? – Он произнес последнюю фразу с нескрываемой злобой, и можно было не сомневаться – меня предупредили.
– Разумеется, – отозвался я. – Но полиция, очевидно, захочет с вами побеседовать. Как-никак семь ваших лошадей находились в конюшне Билла Бартона.
Он усмехнулся, откинулся на спинку стула и развел руками.
– Я ничего не знаю.
Передо мной сидел член Палаты лордов, высшего законодательного собрания страны, готовый всеми силами противодействовать правосудию. Впрочем, никто не назвал бы честность и прямоту характерными свойствами титулованных парламентариев. А вот в Палате общин совсем иные порядки – там не прощают ни уголовных преступлений, ни приговора суда, ни тюремного заключения со сроком более года. Проштрафившегося депутата немедленно исключают из ее состава. Однако у лордов – свои права, их депутатский иммунитет сохраняется и в таких «неудобных» случаях. Они могут вернуться в парламент ее величества, просидев в тюрьме целую дюжину лет. Как зачастую и поступают.
Даже самое суровое обвинение, например в государственной измене, не дисквалифицирует членов палаты, и они продолжают в ней числиться, отбывая тюремный срок. В прошлом подобной проблемы не существовало, потому что из старинных тюрем с их застенками и топорами почти никто не возвращался.
Мне вспомнился рассказ «О седьмом графе Лукане». Следствие установило, что в 1974 году он до смерти избил няню своих детей отрезком водосточной трубы, а после бежал и скрылся. Поиски преступника оказались безрезультатными. Но когда двадцать пять лет спустя, в 1999 году, Верховный суд объявил, что отныне лорд Лукан будет официально считаться мертвым, его сыну и наследнику все равно не позволили заседать в палате. Лорды проигнорировали решение суда и заявили, что никаких реальных доказательств смерти Лукана-старшего нет. А значит, в один прекрасный день он вполне способен выбраться из своего укрытия, прилететь в Лондон и занять законное место в кресле, обитом красным бархатом.
Тем не менее и в палате соблюдались определенные стандарты. Банкроты, не сумевшие расплатиться с долгами, лишались возможности участвовать в ее заседаниях. Ничего удивительного: ясно, что для лорда банкротство – тяжелейшее преступление, несравнимое с убийством.
Лорд Энстон и я молча завершили завтрак, я вновь покорно миновал вращающийся портал времени и вернулся в сегодняшний день.
К дому я направился прежним путем, по Виктория-стрит, дважды остановившись по дороге. Сперва заглянул в супермаркет с большим отделом электроники и купил там новый автоответчик. Старый верно служил мне, но революция в электронике застигла его врасплох. Замена дополнила цифровую память аппарата множеством мегабайт. Автоответчик также мог указывать мне даты и время звонков с полученными сообщениями. А затем зашел в магазинчик, где делали ставки.
Не уверен, что я рассчитывал в нем найти. Несколько лет, еще до строгих запретов, я обходил стороной такие магазинчики. И знал, что, согласно установленным правилам, в них не должно быть ни уютной мебели, ни телевизоров, ни баров с кофеварками, ни даже уборных. Короче, ничего, способного заставить азартного игрока задержаться.
Правда, мы живем сейчас в просвещенные времена, вчерашние ограничения постоянно отменяются, и к играм уже не относятся как к хитрому пристрастию отщепенцев. Напротив, их стали поощрять. Стоит лишь вспомнить о Национальной лотерее с ее разнообразными формами. В равной мере «сулящими удачу». Порой разрекламированная «удача» вызывала подозрение, а иногда являлась простым предлогом для обогащения государственных организаций. Но никакие факты и разумные доводы не останавливали миллионы покупателей лотерейных билетов, хотя их надежды с каждой неделей все сильнее расходились с реальными шансами. Несколько крупных выигрышей до сих пор продолжают воодушевлять множество людей, и чуть ли не пятая часть населения Англии всерьез полагает, будто куш в лотерее обеспечит им безбедную старость.