Но ни пули, ни гильзы в комнате не было. Ничего. Ни прямых, ни косвенных вещественных доказательств второго выстрела.
Я снова сел в кресло, измученный бесплодными поисками.
Неужели я ошибся?
А был так уверен, что вторая пуля существует. И думал, что, бегло осмотрев кабинет, я ее обязательно найду, сумею убедить в своей правоте инспектора Джонсона и он опять откроет дело.
Но что мне теперь остается?
Могли бы сохраниться следы пороха на руке и рукаве Билла без второго выстрела? Как, каким способом?
Я приблизился к окну и поглядел в сад. Вдруг эта другая пуля вылетела в распахнутое окно?
Потом вернулся в коридор и вышел из дома через парадный ход. Какое-то время искал в саду, но столь же безуспешно. Нет, здесь ничего не обнаружишь, с горечью решил я.
Прекратив поиски, я направился к дому и застал на кухне детей. Они уселись за стол, окружив Кэйт и Марину.
– Ну как, тебе повезло? – негромко спросила Марина. Я покачал головой.
– Хочешь перекусить? – обратилась ко мне Кэйт.
– Нет, спасибо, – отказался я. – Мы и так отняли у тебя чуть ли не полдня. Нам пора в Лондон.
– Ты и правда сейчас поедешь? Подожди. Я столько всего наготовила.
– Пожалуйста, останьтесь, – попросил меня Уильям.
– Да, останьтесь, по-жа-луй-ста, – хором подхватили остальные дети.
– О'кей, – со смехом согласился я.
Для души дети – просто тонизирующий напиток.
Мы остались и сели за кухонный стол, тесно прижавшись друг к другу. Нас угостили сытным ланчем из рыбьих палочек, запеченной фасоли и картофельного пюре. А на десерт мы полакомились шоколадным мороженым. Восхитительно.
После ланча дети увели Марину в спальни, чтобы показать ей свои игрушки. Мне внезапно захотелось прогуляться по двору, вокруг конюшен. Сколько счастливых часов я провел тут, обучая молодняк прыгать и приземляться на тренировочных площадках за амбаром для сена. Такое не забывается.
На первых порах, когда мне было лет девятнадцать, я объезжал лошадей для отца Кэйт и продолжал делать это долгие годы – вплоть до вынужденной отставки.
Но я помнил двор, конюшни и площадки шумными, живыми, гулкими – настоящей энергетической фабрикой нервного трепета и волнений. Теперь же они опустели, и в них воцарилась тишина, словно в каком-то призрачном городе на Диком Западе. Они превратились в «Марию Целесту»[2] мира скачек. На полу в некоторых стойлах по-прежнему валялась солома, а в других висели плетеные сети из сена. Создавалось впечатление, что попытки вычистить конюшни отняли чересчур много сил, и когда лошадей увезли, команда конюхов тоже разъехалась по окрестным городам и поселкам.
Я бродил около безжизненных построек и гадал, кто станет новым хозяином этого конного двора. Возможно, пришла пора разобрать на доски деревянные стойла, заменив их кирпичными.
Я повернулся и опять двинулся к дому. У ворот, отделявших двор от сада, находились красный огнетушитель и выкрашенное в ярко-алый цвет ведро, наполненное песком. Кто-то из конюхов недавно бросил в песок погашенные сигареты и воткнул в него окурки, торчавшие, как маленькие, коричневые дротики. Я не сомневался, что, останься Билл в живых, эти ребята не посмели бы выставить их напоказ в ведре для тушения пожара.
Я прошел в ворота и остановился.
Возвратился к ведру и вытряхнул на бетонную плиту все его содержимое. Принялся перебирать пальцами груду и – нашел! Вот он, кусок свинца. Немного искривленная, но легко узнаваемая пуля от револьвера тридцать восьмого калибра.
– Вы нашли другую… но что, я не разобрал последнее слово? – переспросил главный инспектор Карлисл.
– Другую пулю, – громко ответил я.
– Где? – осведомился он.
– У дома Билла Бартона. Можно мне к вам подъехать? Тогда я все объясню.
Он вздохнул. Я услышал этот вздох по проводу.
– А куда спешить? Я и без того стою на ушах. Журналисты охотятся за мной, обвиняя в неспособности поймать и арестовать убийцу ребенка. Я измотан и еле держусь на ногах.
– Но я все-таки подъеду и пробуду у вас совсем недолго. Лицом к лицу всегда проще разговаривать.
Я желал, чтобы он наконец-то уделил мне внимание. Не смотрел бы на экран компьютера и не думал о других делах. А начни я говорить по телефону, он не сможет сосредоточиться.
– Ну ладно. Я сумею выкроить для вас полчаса, но не больше. Скоро ли вы появитесь?
Из Ламбурна в Челтенхем. Днем в понедельник.
– Максимум через пятьдесят минут, – сказал я.