Возле крыльца служебного входа толпился народ. Как только открылась дверь и показался Дима, все кинулись к нему вверх по лестнице, окружили, заговорили разом. Люська улавливала лишь обрывки фраз:
— Ты был лучший!..
— Гордимся!..
— Несправедливо засудили…
— Лазурин вообще сопля на плетне!..
— Фикоров бездарен…
Слава Богу, в этой суматохе мало кто обращал внимание на Люську и на ее живот. Наверное, это было глупо, но она до сих пор особо не афишировала свое положение. К слову, не так уж и сложно это оказалось — скрывать беременность. Москвичи были настолько невнимательны и равнодушны, что не приглядывались друг к другу. Живот у нее образовался небольшой, аккуратный, по заверениям Сушилы Кумар (несмотря на то, что самой Люське свое пузо казалось просто огромным). Просторный легкий сарафан и сумерки раннего июня довершали дело — непосвященные вряд ли могли догадаться о ее почти семимесячной тайне. Нет, Люська не отпиралась и не отнекивалась, если ее спрашивали прямо, в лоб. Но и сама свое состояние не рекламировала. Рассказала только маме — о чем, впрочем, потом страшно жалела. Та принялась охать и ахать над будущим несчастным младенцем, который появится на свет незаконнорожденным.
— Мама, ты насмотрелась бразильских сериалов? — брезгливо поморщившись, произнесла Люська в телефонную трубку. — Что еще за высокий стиль? «Незаконнорожденный»… Сейчас так никто уже не говорит.
— Но суть-то от этого не меняется! — скорбно всхлипнула мама. — Вы до сих пор не расписаны, и значит, ребенок будет расти безотцовщиной…
— Ты говоришь глупости, — вздохнула Люська. — У ребенка будет отец. У него будет семья. Мы и так с Димой фактически живем как муж и жена. И мы с ним обязательно узаконим наши отношения, — ее саму передернуло от казенного холода и пошлости этой фразы. К слову, они с Димой действительно собирались пожениться, только, по обоюдному согласию, перенесли предполагаемую дату на более поздний срок — уже после рождения ребенка. «Ну что я буду за невеста сейчас, сам посуди? — смеялась Люська. — Глубоко беременная, неповоротливая слониха… Ни глотка шампанского не выпить на собственной свадьбе, ни потанцевать, ни повеселиться». Дима согласился отсрочить торжественное событие еще и по той причине, что осенью планировал перевезти из провинции в Москву всю свою семью, родителей и двух сестер. Он уже подыскал для них отличную четырехкомнатную квартиру недалеко от станции метро «Профсоюзная» — пока съемную, ну а дальше будет видно… «Здорово, если мама с папой тоже придут на нашу свадьбу!» — поделился он своими планами. Люська, в общем, не возражала, хотя мысль о предстоящем знакомстве со строгой грузинской свекровью приводила ее в ужас. Однако она понимала, что это должно произойти рано или поздно. Пока же предстояло еще решить проблему с собственной родительницей, которая никак не хотела войти в положение дочери, понять и поддержать.
— Что я людям скажу?! — продолжала причитать мама. Люська не выдержала:
— Ну наври, что мы с Димой уже женаты. Какая разница? Кто будет проверять?
— А свадебные фотографии? — робко пролепетала мама, однако уже более спокойным тоном. — Что я покажу подругам?
— Мам, тебе нужно меня замуж выдать ради моего счастья или только чтобы перед подружками хвастаться? — психанула дочь и повесила трубку.
Все эти воспоминания вихрем промчались в Люськиной голове, пока она, прислонившись к перилам, наблюдала, как Дима расшаркивается с поклонницами, фотографируется с ними и дает автографы. В этот момент на крыльцо стремительной птицей взлетела Леля. Как всегда экстравагантная, в какой-то безумной шляпке, вихре цветастых юбок, куче индийских браслетов на тонких красивых руках… Она прильнула к Диме с нежным объятием и принялась восклицать что-то о том, как несправедливы были судьи на шоу. Несмотря на то, что, по сути, Люська была с ней согласна, Лелины соболезнования вызывали у нее одну лишь неприязнь. Впрочем, это относилось не к словам, а к поведению… Люське так и хотелось крикнуть: «Отойди от него!!!» К счастью, спустя несколько мгновений Дима и сам мягко отстранился от Лели, якобы для того, чтобы так же дружески обнять подошедшую к ним Лану. Эти объятия Люську совершенно не беспокоили — возможно, потому, что даже в мыслях она не могла вообразить Лану своей соперницей, несмотря на то, что женщина выглядела просто потрясающе для своего возраста.
— Димочка, родной мой! — верещала Лана. — Как же это можно, господи?! Ты так пел, так пел… я не могла сдержать слез ни в одной передаче! А этот Фикоров… И Лазурин… Бог им всем судья, конечно, но я возмущена!