Неожиданно накатила сонливость. Довольно странная реакция на стресс, успел подумать Александр Борисович и… заснул. Видел море, не то чаек, не то альбатросов, парусник и себя, плавающего брассом. Хороший получился сон.
Проснувшись, он сразу понял, что парень по-прежнему сверлит его взглядом. Турецкий поднял на него глаза, и лицо парня показалось знакомым. Встретившись с взглядом Турецкого, тот глаз не отвел, напротив, с книгой в руке подошел к нарам Турецкого. Сказал, криво ухмыляясь:
— Не узнаешь? Ну, конечно, где уж нам помнить каждого! Сажаем пачками, да? Разбираться некогда, так? Каждого бритого — в тюрьму, верно?
И тут Турецкий вспомнил:
— «Бригада-666»? Погром в узбекском ресторане?
— Вот именно! Все ты помнишь, блин!
— Степан Лосев, верно?
— Ницше меня тут зовут. И по твоей милости я тут шестой месяц парюсь.
— А ты что, хотел за разбитую витрину и избитых официантов — медаль?
— Тебе, как я смотрю, тоже не медаль обломилась! Ладно, все еще впереди. Все тебе отольется, ментяра! Гуманизм твой долбаный, любовь к черножопым! — Он ударил кулаком по книжке.
Турецкий посмотрел на книгу.
— Так говорил Заратустра?
— Я так говорю! Вот посидишь, и куда оно все денется — уже через пару недель!
— Ничто никуда не денется, — спокойно сказал Турецкий.
— Ну-ну, поглядим…
Разговор велся отнюдь не шепотом, и если у кого-то из арестантов и оставались сомнения, что новый сокамерник — мент, то теперь они полностью рассеялись. Кулек уже о чем-то говорил с Карданом — явно по этому поводу. Кардан, глядя на Турецкого, отрицательно качал головой.
«Бригада-666» — это было дело как дело, и занималась бы им городская прокуратура, а то и вовсе районная, если бы не одно обстоятельство. Во время погрома в узбекском ресторане был убит сын первого секретаря узбекского посольства, совсем молодой парень, который, собственно, и владел рестораном. И вот как не повезло — попался скинхедам под руку, получил удар бутылкой по голове. Голова оказалась недостаточно крепкой.
Степан же Лосев был рядовым членом группировки, но вышло так, что он присутствовал при всех ключевых событиях; в результате Турецкий провел с ним серию допросов, составив вполне определенное впечатление: парень неглупый и еще не до конца ожесточившийся. Полтора года назад, даже больше, когда Турецкий занимался этим делом, Лосев был еще на свободе, но дело оставалось незакрытым. Значит, все-таки посадил, по крайней мере, в СИЗО.
Очередное совпадение, очередная встреча навела на новые размышления. Что же это, месть скинхедов? Настолько, выходит, могущественны нынче бритоголовые ребята, что сумели засунуть его в тюрягу и теперь хотят придушить? Полтора года спустя… Могущественны и злопамятны… Да нет, бред какой-то. И что им мешало на воле это сделать?
Ирина
Выбежав из кофейни, Ирина позвонила Голованову.
Сева сперва не поверил. Ведь только несколько часов назад он видел Турецкого, говорил с ним, и они даже успели слегка повздорить…
Но Ирина умела быть убедительной.
Спустя пятьдесят минут Голованов подъехал к зданию Министерства внутренних дел — у него была назначена встреча.
Начальник Управления собственной безопасности МВД, генерал-лейтенант Петр Зима был его старый приятель и когда-то — непосредственный командир. Они были знакомы с середины 80-х годов. Вместе воевали. Так что Зима неплохо знал и других оперов «Глории» — Демидыча, Колю Щербака. Но именно с Головановым он был особенно близок. Тогда, двадцать лет назад, их объединяла общая черта — здоровое честолюбие. Голованов в конце концов разочаровался в военной службе, но не в друзьях-однополчанах. Зима же продолжал несокрушимо идти вперед. Среди сослуживцев он еще в капитанском звании получил прозвище Генерал.
Их пути разошлись. Голованов, уволившись из армии, пошел работать в МУР. Зима прослужил до конца 90-х и в чине настоящего уже генерал-майора сменил форму десантника на эмвэдэшную, тоже стал ментом. Но Сева в это время уже работал в «Глории» у покойного ныне Дениса Грязнова.
Последние годы они практически не виделись, лишь изредка обменивались поздравлениями к праздникам. Но Сева, конечно, знал, что Зима сделал серьезную карьеру.
…Они обменялись молчаливым рукопожатием. Зима жестом предложил сесть и вопросительно посмотрел на Голованова.
— Петр, ты знаешь, я никогда тебя ни о чем не просил, — волнуясь, начал Голованов.