Выбрать главу

Прошло уже около около часа, но для меня они показались годами. Спрыгнул в щель. Осмотрелся – вокруг вроде никого. Красную ракету в небо. Дернул за первую нитку и сжался на дне щели, но она что-то легко пошла. “Вот черт!!! Оборвалась! Ну, родная, не подкачай!” – взмолился нитке номер 2. Отсчитав до десяти, осторожно выглянул из-за бруствера у выхода из щели. Пока ничего не произошло. Вытер холодный пот на лбу рукавом. Дернул за вторую нитку и с удовлетворением услышал приглушенный хлопок запалов гранат, захлопнул дверь, упал на пол, а теперь хочется превратиться во что-нибудь маленькое и умеющее глубоко зарываться в землю. Сжался в комок на дне щели. Ругал себя самыми крутыми словами из солдатско-казарменного жаргона, за инициативность. А также крыл матом и вспоминал маму того, кто принес эту бомбу сюда, кто ее изготовил. Также вспомнил «не злым тихим словом» родню вышеуказанных до двенадцатого колена, и не обошел стороной кучу способов, чего я с ними бы сделал с помощью дула и мушки автомата Калашникова, проворачивая их в одном интересном месте. Через четыре секунды раздалось три взрыва, которые слились почти в один. Потом еще несколько. Тряхнуло, мама родная! Оглох немного. Но это ерунда по сравнению с Мировой революцией. Еще некоторое время жужжали осколки, падала земля и куски асфальта, мелкой дробью стуча по бревнам наката моего убежища.

Подождал еще пять минут. Попытался открыть дверь – не получается. Рванул ручку во внутрь – тот же результат. Если бы это было приколом, то можно было б сказать себе «Замуровали, демоны!» Но тут аж никак не смешно и своим сигнал не подашь, и задохнуться можно на раз-два. Гранатой дверь не подорвешь – самого посечет осколками. Благо была труба в потолке для «буржуйки», хоть это и не положено. Молодцы все-таки те мужики, что делали эту щель – догадались установить. Заглянул в нее – было видно небо. Значит можно подать сигнал своим и не бояться умереть от нехватки воздуха. Засунул руку с ракетницей (приведенной в боевое положение) насколько мог в спасительную трубу и дернул шнур. С шипением зеленая «звезда» ушла «в зенит». Через минут пять услышал голоса. Крикнул несколько раз в трубу и со стороны двери началась возня – откапывали! С полчаса понадобилось, чтобы открылась дверь и бойцы под руки вывели меня на волю. Ужас! Ну ни хрена себе!!! Часть фасада в военкомате вынесло, а также торцевую стену в соседнем доме. Мешки, которыми мы закладывали окна, раскидало по помещениям, а те, что были уложены на бомбе раскидало по округе. А посреди двора дымилась воронка метров восемь радиусом. Остальные снаряженные гранаты от греха подальше разрядил и положил в сумку. Наконец набравшись смелости, подошел к яме от взрыва. Бомбы там не было. Вот и хорошо. На всякий случай облазил территорию вокруг в радиусе десяти метров, а вдруг ее взрывом отбросило, хотя это было невозможно – потому что взрыв того заряда, что я заложил был не настолько сильным, чтобы отбросить такую бандуру и распотрошить ее содержимое. Тем более, что тогда местность вокруг была бы усеяна воронками от взрывных элементов. Но все оказалось в порядке.

После обследования окрестностей снова подошли бойцы экипажа радиостанции. Они что-то говорили, хлопали по плечу, жали руку. Но я их не слышал, не чувствовал боль в обдертых пальцах от их рукопожатий, в ушах звон стоит и все трясется – и руки, и ноги. Потом подошли остальные военкоматчики. Все отсиживались на заброшенном стадионе «Корабел», что располагался в балке рядом с военкоматом. Там всегда у кандидатов в контрактники принимал физподготовку. А теперь на поле зияли две внушительные воронки.

Военкома тем временем отправили в госпиталь и его обязанности принял Петров. Врачи на всякий случай осмотрели меня и с диагнозом «шок, немного контужен, но безнадежно здоров аж до неприличия» и, обработав на руках пальцы, отпустили.

Чуть позже вызвал к себе Петров. Зашел я в ЗПУ, он сидел за столом и что-то писал в своем уголке.

– – Ну, заходи, герой. Что-то ты бледный как смерть. Ну садись. – сказал он и достал из ящика стола две стопочки и флягу.

Подполковник разлил по полной и выложил два сухаря.

– – Ну, давай, Владимир Анатольевич, за подрыв и за победу.

Мы подняли стопочки и, не чокаясь, выпили. С минуту молча хрустели сухарями. Потом Петров, налил еще и все прошло по тому же сценарию. Чистый медицинский спирт обжигал мое горло, но терпел и молчал. Просто неведомым чутьем чувствовал, что сейчас Петров не просто со мной пьет как с подчиненным, которого таким вот необычным способом он решил поощрить, а как с равным. Когда мы опустошили флягу где-то наполовину, Александр Алексеич даже попросил у меня сигарету. Сколько его знаю, никогда не курил, а тут что-то расслабился. Пуская клубы сизого дыма и глядя в пустоту, подполковник начал рассказывать о своей семье, о том, что у него дочка моя одногодка и что не знает, где родные сейчас. Потом почему-то начал делиться со мной воспоминаниями об Афганистане. Меня тоже эти рассказы навели на грустный лад. Обычно воспоминания старперов наводят тоску, но тут мне было очень интересно. Наверное, потому что сейчас тоже война пришла к нам. Драка страшная будет, вполне возможно, что в ней не будет ни победителей, ни побежденных. Бойня будет на истощение ресурсов не отдельной страны или группы стран, а на «высасывание соков» всего земного шара. Война может закончиться обыкновенной ядерной огненной бурей. Только вот мне интересно, если таким закончится эта «битва титанов», сколько ж уцелеет народу? Да и мне кажется, что на этом ничего не закончится – такова природа людей, даже при таких экстремальных условиях не откажутся от возможности пустить друг другу кровь. В общем, мы так просидели до вечера, а потом я пошел к себе.

Телефонная и мобильная связь перестала работать окончательно. Также и электричество отключили, а движок дизельной электростанции, которая стоял в ЗПУ – был завален. С водой был напряг – приходилось из воронок черпать и процеживать. В общем, все было просто класс! Только никто не завидовал.

Американцы господствовали в воздухе. Особенно после того, как пендосовские морпехи захватили аэродром под Евпаторией, куда перебазировали часть палубной авиации и самолеты US Marines. Сначала они старались бомбить только позиции пэвэошников и атаковать корабли, что стояли в Севастопольской бухте. А теперь бомбят все подряд. Видимо хотели стереть Севастополь с лица земли. Над городом непрерывно стоял черный смог от многочисленных пожаров. Но и он не мешал вражеским “птицам войны” обстреливать колонны с техникой – на бортах всегда были тепловизоры. В центре не осталось почти целых зданий. И вообще, ранее величавый своей гордой исторической красотой неприступности город-герой двух оборон, был теперь какой-то ободраный, пустынный. Как раны и язвы на теле – зияли воронки, развалины. В городе не осталось почти деревьев – все пошли на дрова. Люди по улицам почти не ходили в светлое время суток, а если и отваживались – то только перебежками от укрытия к укрытию. До чего дожили, мать вашу! По родному городу перебежками или ползком. Из под развалин частенько тянуло мертвечиной и фекалиями из разрушенной канализации. Местные власти уже не успевали тушить пожары и разбирать завалы. Поэтому если человек погребен под обломками своего жилища – его уже никто не вытаскивал. Часто были слышны крики из под многотонных куч фрагментов зданий, но освобождать из каменного плена было некому.