Больницы города переполнены ранеными и убитыми. Особо тяжких раненых увозили в Карантинную балку, где их сортировали, грузили на БДКашки и вспомогачи, а потом вывозили в Новороссийск. Теперь оставшиеся корабли Черноморского флота и ВМС Украины только обеспечивали охрану караванов. Несмотря на то, что корабли поднимали флаги с красным крестом – пендосовская авиация продолжала удары, увеличивая и без того большое количество жертв. Цветные, переливающиеся всеми оттенками радуги, пятна солярки, обожженные и обезображенные трупы, покачивающиеся на волнах у берега – показывали какой ценой доставалась переправка людей на Большую землю. Разгрузка техники начиналась обычно в темное время суток. Для того, чтобы не особо было видна броня с воздуха по тепловизорам – движки оборачивали асбестовым полотном. Но и это не особо помогало – выдавали горячие выхлопные газы. К причалам один за одним подходили баркасы с пехотой. Группы людей с оружием быстро перебегали под укрытие прибрежных камней, а потом уходили к технике.
Врачи в приемных покоях больниц не спали уже по трое – четверо суток. Средний медперсонал не успевал даже к половине поступающих жертв. При бомбежках те, кто мог еще передвигаться, спускались в подвалы. Им помогали санитарки, медсестры и сами врачи. Спустив ходячих, они все возвращались к тяжелым раненым. Некоторых успевали переносить, а остальных закрывали матрасами, а иногда и своими телами. Крики и стоны стояли такие, что иногда казалось, что попал в Ад, а не в лечебное учреждение. Больницы и госпиталя брали всех раненых без разбора, не разделяя граждан России и Украины. Мне кажется надо поставить памятник водилам карет «Скорой помощи» и пожарных расчетов – под ударами авиации противника вывозили раненых. Пострадавших тащили на чем только можно. “Рулевые» маршруток, такси отличавшиеся своей небескорыстностью, вызвались добровольно за свой счет вывозить раненых под взрывами бомб и ракет. Одна бомба попала прямо в здание 3-й горбольницы, что на Геннериха, проломив перекрытия, попала в подвал, где спряталось от бомбежки около сотни человек. В живых не осталось никого. Все находящиеся в подвале превратились в кровавую мешанину или были размазаны по стенкам в буквальном смысле этого слова. А те, кто в данный момент находились на верхних этажах здания оказались погребенными под обломками здания. Главной функцией больниц была – оказание первой помощи, регистрация, сортировка и эвакуация в тыл раненых и тяжело больных. Больничный комплекс 7-ой горбольницы, что находился на 5-ом километре Балаклавского шоссе Бог и американцы миловали. Там находилось родильное отделение. Но нет худа без добра – при первом налете, в подвале, под взрывы бомб родилось сразу трое малышей: 2 девочки и мальчик.
Героическими усилиями солдат-срочников и контрактников, прапорщиков и офицеров ПВО, устаревшая, разграбленная и выведенная из строя техника работала. Но все-таки мы показали всему миру, что наши С-200 еще могут показать кузькину мать авиации натовцев и что мы попадаем не случайно (как в израильский самолет на мысе Опук). А то, насажали полный аэробус евреев и сбили украинскую ракету. Всеравно несмотря на переброску частей из России – пэвэошники не смогли «сбросить» врага с неба. Моряки и украинцы, и россияне, героически обеспечивали безопасность подвоза из Новороссийска и Анапы войск, техники, боеприпасов и всего самого нужного. Американская палубная авиация пыталась совершить пару рейдов на Новороссийск и другие крупные города черноморского побережья Кавказа. Но после того, как они потеряли большое количество самолетов – отказались от этой затеи. Один американский летчик успел катапультироваться над Туапсе. После благополучного приземления в одном из жилых кварталов – летун нарвался на толпу гражданских. Отстреливался пендос пока в «Беретте» не закончились патроны. Не успел опомниться, как к нему потянулись десятки рук. Людская злоба потянула, разорвала высокочественную ткань лётного комбинезона, вывернули с хрустом конечности. Появился мужик с топором, на скамейке детской площадки (где от песочницы осталась воронка и окровавленный детский сандалик) отрубил правую руку офицеру US Air Forces. Вопль боли потонул в кровожадном, исполненном жаждой мести, вое толпы. Чьи-то руки начали запихивать в рот вражескому летчику тот самый, обагренный невинной детской кровью, сандалик. «Хэ-ээ-ть!» – крякнул добровольный палач. Правая нога отделилась от туловища под одобрительные крики из скопления народа. Кого-то в толпе стошнило, раздался истеричный женский крик. Весь в брызгах крови, с топором в правой руке и держа в левой над головой вражью ногу за штанину, исполнитель народного гнева демонстрировал результаты своей работы. Тюк! Левая рука упала к ногам толпы. Американец с сандалием во рту уже тихонько мычал и глядел стекленеющим взглядом на своих мучителей. «Йэ-э-эх!» – снова топор повторил свой смертоносный путь, только уже на шею. Отрубить голову удалось только с третьего удара. Насладившись кровью, толпа постепенно рассасывалась. Милиция никого не трогала и не задерживала, в задумчивости стоя в стороне. Приехала труповозка, выскочили санитары, собрали фрагменты тела пендоса на носилки, втащили их в задние двери машины, сели и уехали.
Народ быстро отошел от бомбежек. Страх за свое будущее, ненависть к захватчикам придавала силы. Теперь нам и не надо было оповещать людей – они сами приходили. Частенько в глазах замечал стальную решимость идти до конца. Плотно сжатые губы и кулаки красноречиво говорили о настрое людей. «Сверху» пришло распоряжение о формировании из населения нашего района двух инжбатов и батальона связи. Нарочным прислали Директиву Начальника Генерального Штаба: в ней были изменения относительно военнообязанных, призывников и женщин, которые подлежали призыву на службу. Теперь брали всех подряд – лишь бы могли на ногах стоять. Как всегда на Руси – людей не хватало в лихую годину.
В батальон связи брали только женщин. А мужское население, негодное к строевой службе шло на формирование инженерных батальонов. Ставили в строй всех кто попадался под руку. Городская администрация с помощью доступных средств массовой информации воззвала к гражданскому населению о помощи в строительстве укрепрайонов вокруг Севастополя. На всех уцелевших поверхностях клеились листовки с призывами. Народ для этого собирался на площади Нахимова. Тут же происходили стихийные митинги, на котором представители КПУ, других партий взывали к сознательности и всем, кто может держать шанцевый инструмент, отправиться на работы. Напоминали о том, как стояли насмерть наши деды и отцы в Великую Отечественную войну. На катерах и паромах желающие переправлялись в Инкерман, Балаклаву, Качу и Голландию. Народу было не особо много. Тогда руководство пошло на крайние меры – с помощью полка внутренних войск, милиции, батальона ППС начали сгонять народ на работы. Задарма работать многие не хотели – они думали как бы выбраться из Севастополя в безопасное место. Просто каждый патруль милиции и комендатуры проходили дополнительный инструктаж у представителя военкомата относительно проверки военных документов. В гарнизонную комендатуру поехал от горвоенкомата капитан Ничволодов, в УМВД – майор Елдазин. Народ начал роптать. То тут, то там возникали очаги недовольства, на которых кричали о «нарушении прав человека» и тому подобной чуши. Ребята из милиции особо с такими не церемонились – в районных судах устроили по два-три показательных суда над «возмутителями спокойствия». В результате их приговорили к высшей мере и привели приговор в исполнение. На Нахимова собралась толпа оставшихся жителей. Четверых осужденных поставили к уцелевшей стене Дома Москвы со стороны Ракушки, пять ментов посторились в шеренгу, по команде “К бою!” сняли автоматы с предохранителей и передернули затворы. У одного из приговоренных потекло из штанины, а другой сполз по стене в обморок. Подбежали двое милиционеров, подняли упавшего и всучили остальным расстреливаемым, чтобы держали его. К расстрелной команде подошел майор в форме органов внутренних дел, зачитал решение суда. Очередь из автоматов возвестила о приведении приговора в исполнение.