Да только если у вас кардинально разные взгляды на саму жизнь и то, как от нее получить все, ни фига не складывается. Долбаная ловушка. Отношения идут наперекосяк и при самой огромной крышесносной любви, превращаясь в пекло… Особенно тогда, когда впадаешь в отчаяние, потому что все прахом сыпется.
Теряешь веру… Хочешь не хочешь, а пробуешь с другими, потому что сил нет уже, чисто физически разрядки хочется. Высматриваешь, ищешь в чужих людях ее смех, ее робость и огонь вперемешку… И ни черта! Только раз за разом убеждаешься, что аж тошно от любой другой, до гнойных «вавок» в голове от таких попыток. И снова даешь себе подзатыльник, ищешь новые способы и пути к той самой, кроме которой и не нужен никто больше.
И у Даны та же беда, сто процентов знал, не выпуская ее из своего поля зрения все эти годы.
Хоть в этом не сомневался никогда, Дана всегда была с ним искренней. Пусть и боялась временами самой жизни, кажется, опасаясь, застывала, как льдом скованная… Но не с ним!
Черт! Как же тяжело было сейчас просто развернуться и уйти, оставив ее одну, когда после всех этих лет изнутри вены рвало невыносимой потребностью впритык оказаться!
Сев за руль, Данил глянул наверх, проверяя окна ее квартиры. Показалось, что в темном окне силуэт маячит? Очень хотелось верить, что нет, не обман зрения, и Дана смотрит сейчас сюда, во двор. Следит за ним.
Знала бы она, сколько раз он на самом деле приезжал сюда за эти годы, чтобы вот так же быть к ней ближе! В поисках некой иррациональной уверенности, что все удастся, и он сумеет добиться успеха, ее вернуть! Точно, что полоумный маньяк! Наверное, все же хорошо, что Дана не в курсе была, а то имела бы право в полицию идти писать заявление о преследовании, Данил бы понял.
Пусть и так не могла не понимать, что он всегда неподалеку был. Связь… Как незримая нитка, крепче любого кевларового каната, между ними всегда, будто звенела напряжением, не отпускала ни одного из них, сколько бы всего не стояло против!
И эти сережки на ней — как отвал башки! Он тогда последнее, что у него осталось, тот самый «Ролекс» (настоящие часы, не подделка, которыми гордился и кичился) заложил в ломбарде… Его никто не понимал: в долгах, как в шелках, слишком опасные хвосты и обязательства за плечами, реальная угроза жизни… Тут бы прятаться от опасности, залечь на дно… А Данил последнюю ценную вещь отдает за полцены, лишь бы Дане подарок послать на День рождения… Ну и по хрену!.. И тогда, и сейчас на мнение остальных было. Всю их жизнь плевать хотел на смешки и косые взгляды окружающих. Ни черта они не понимают. Не дано тем, кто ни разу подобного человека на своем пути не встречал… Даже теперь Данилу было по барабану на все то, что друзья говорили годами, да и на то, что не только не наскрёб денег, чтобы часы выкупить, а и голодный потом еще два дня ходил, потому что надо ж было еще и букет роз отправить, куда ушли последние гривны… Плевать! Зато она и сейчас в его серьгах ходит! И не может не чувствовать, не понимать, кто даритель. Это он тоже в глазах Даны увидел, когда заикнулась за связь. Знала… И все равно носила. А это до фига для него значит! Больше любого успеха в деле, на которое подвязался, хотя и тут ей доказать хотел, что может и умеет и вот так тоже, кровью и потом, но по-честному. Как она усомнилась когда-то.
И Данил ей не даст в отказ уйти, по этой причине тоже.
Завел авто, он все же выехал в сторону собственного дома, продолжая кулак к лицу прижимать — пальцы пахли ее кожей, духами Даны. Добираться еще минут двадцать, как ни крути, хоть и по пустым дорогам. А поспать сегодня все же нужно.
Глава 2
школа, пятнадцать лет назад
— Ты не обязана с ними дружить, золотце, если нет желания. Даже можешь не разговаривать. Я понимаю, что они все ниже нашего уровня, и это вовсе не те люди, к которым ты привыкла. Не твои друзья, — немного нервным движением мама вытащила из дорогой кожаной сумки тонкую пачку сигарет.
Достала одну, едва не сломав подрагивающими пальцами с идеальным маникюром, так же дёргано как-то щелкнула зажигалкой, беззвучно чертыхнувшись, когда огонек зажегся не с первого раза. И, наконец-то, затянулась, кажется, с ощущением настоящего облегчения. Посмотрела на Дану через зеркало заднего вида, словно искала у дочери понимания и поддержки.
— Это будет тяжело, но семья оказалась в непростой ситуации и нам всем приходится идти на жертвы и компромиссы, — взгляд мамы был встревоженным, скорее всего, она опасалась, что дочь злится или обижена.