Пошли мы берлогу посмотреть и видим,
недалеко от берлоги лежит на траве лайка око-
левшая. Смотрим, у нее голова с затылка чуть
не оторвана. Это значит, медведь, как ее лапой
хватил, так когтями ей чуть голову не оторвал.
Ну, пошли мы это к Кириллычу в сторожку,
запрягли лошадь, поехали и взвалили зверя
на телегу. Изрядно возились, потому. что в нем
пудов не меньше одиннадцати было. Потом при-
везли это мы медведя на двор и стали с него
шкуру снимать. Тут-то мы его и рассмотрели.
Медведь наверно совсем больной был и старый.
Внутри у него печенка будто гнилая, и дух от него
нехороший, и сала почти совсем нет. Возили мы
его мясо в город продавать; на медвежье мясо
и всегда-то охотников мало, а этого и брать
никто не захотел: он, — говорят, — у вас тухлый.
— Вот как, ребятки,— видно пришел конец медвежьему
житью, почуял он скорую смерть да
и пошел в берлогу успокоиться, сам себе могилу
вырыл, а тут-то я на него голубчика и наткнулся!
Дед Герасим хотел кончить свой рассказ про
медвежье житье-бытье, да пристали к нему мальчики:
— Расскажи, да расскажи, как на медведя
охотятся.
— На медведя больше зимой охотятся. У него
тогда шкура дорогая, мех теплый. Летом да
по осени его бьют только, если он повадится
скот резать, или ульи разорять, или овсы топтать.
Без снега на медведя— какая же охота.
Известное дело, доймет медведь мужиков,
так и без снега прикончат, а только это не охота.
Устраивают на него разные капканы: „ежи" они
называются и „палати,,, и другие всякие, а только
это не охота. Уж ежели летом да по осени надо
медведя бить, так устраивают „лабазы".
— Это что же за лабазы, дедушка?
— А вот высмотрят место, где медведь из леса
выходит в поле овес сосать, или какую-нибудь
падаль подбросят да около этого места и
лабаз. Это, значит, на дереве, сажени на пол-
торы от земли, устраивают помост из сколоченных досок,
и на него охотник или двое садятся
Как подойдет медведь к лабазу близко,
так с лабаза в него и стреляют.
Только это плохая охота! Сидишь себе на
Дереве, а зверь с другого конца на овсы
выйдет, вот ты в дураках и остаешься.
Нет , уж охота, так зимой по снегу. Вот это охота!
— А как же, дедушка, зимой медведя в громадном
лесу найти, когда он в берлоге лежит? —
чуть не сразу спросили оба мальчика.
— На всякое дело своя сноровка, уменье
нужно, — объяснил Герасим, — прежде всего надо
лес знать. Не на всяком месте в лесу медведь
берлогу устроит. Он ищет место глухое, сухое
и тихое. Любит устроиться, где много бурелома
и валежника. Вот по таким местам охотник и
ходит, берлогу ищет. Прежде всего на следы
смотрит. Если на снегу видать следы, все равно
лисьи ли, или лося, или рыси, там берлоги
не будет. Всякий зверь медведя боится и чует
берлогу. Он близко к берлоге не подойдет. Вот
и ищешь такого места, где следов совсем нет...
А в таком месте берлогу по инею и найдешь.
— Как это так „по инею"?—спросил Ильюша.
— А вот как. Медведь как заберется в бер-
логу, так ложится головой к выходу из своей
ямы. Этот выход называется „чело". Вот он
спит и дышит, а от дыханья то пар идет и на
кусты около берлоги садится, и покрываются от
дыхания кусты инеем. Вот идешь по лесу в су-
хой день, нет нигде инея, и вдруг видишь около
дерева какого-нибудь кусты инеем покрыты
Сейчас и смекнешь, в чем дело. Подойдешь
поближе да берлогу-то и высмотришь. Дело не
хитрое, только сноровка требуется.
Нашел берлогу и соберешь охотников. Либо
у самой берлоги медведей бьют, либо выгоняют
да облавой на охотников гонят. Поднять -то
медведя недолго: либо собак на берлогу напустишь,
либо заостренными кольями в берлогу
тыкают. Медведь в берлоге проснется, озвереет,
да и полезет на свет.
— А это страшно, дедушка, ведь медведь
тут заломать может?
— Понятное дело, может. Зевать не надо.
Сначала медведь норовит уйти, а вот как ранят
его, или когда медведица с медвежатами из берлоги
вылезет, тогда гляди в оба, стреляй наверняка,
не то медведь как раз сам на тебя
охотиться начнет.
— Я один раз сам видел,— вспомнил Герасим,—
как медведицу с двумя медвежатами из берлоги
выгнали. Когда ее первым выстрелом ранили,
она на охотника бросилась, чуть под себя не
подмяла, а как ее вторым выстрелом свалили, она
еще живая поползла к медвежатам своим да под
себя лапами их загребает, защитить старается.
Притихли Ильюша и Костя. Видно, ясно им
представилось, как медведица детей защищает,
и жалко ее стало; потом вспомнил Ильюша, что
дед про рогатину какую-то говорил, и спрашивает:
— Дедушка Герасим, а ты вот говорил, что
объездчик у вас на медведя с рогатиной ходил.
Это что же за охота?
— Эту охоту теперь совсем бросать стали:
Это прежде так ходили на медведя „один на
один", когда в деревнях ружей мало было да когда
порох и пули доставать трудно было.
Опасная— это охота. Возьмет охотник длинную
крепкую жердь; один конец у нее заостренный,
а на другом конце крепко приделан острый
нож — „перо" называется. Вот как поднимут мед-
ведя с берлоги, охотник его на рогатину и принимает.
Нарочно тут медведя сердят, пока медведь
на дыбки не станет. А как зверь поднялся, охот-
ник ему перо в грудь или в живот вонзит,
а другим концом рогатину в землю воткнет.
Медведь свирепеет, хочет охотника схватить и сам
все глубже и глубже на рогатину напарывается,
пока с ног не свалится и не сдохнет. Опасная
это охота; теперь если кто и пойдет с рогатиной,
так больше из удали, из молодечества, да
и то норовит взять с собой товарища с ружьем,
чтобы, в случае беды, подсобил...
Дед Герасим помолчал немного, потом встал,
посмотрел из-под ладони на солнце и сказал
Косте и Ильюше:
— Ну, ребята, идите-ка вы домой. Пройдет
год, другой, я вас с собой на охоту возьму, коли
жив буду, только не на медведя, а по птице
какой-нибудь. А сейчас, вон. солнышко спускается.
Пойду-ка я на Карпово озеро, на уток посижу.
Герасим ушел в избу, а Ильюша и Костя взяли
свои лукошки с грибами и собрались итти домой.
Решили они итти прямиком, лесной дорогой
которая выходила на их поле к селу Тагашеву
и которую они хорошо знали, потому что по
ней с лесных покосов сено возили.
Идут они по лесу, разговаривают, про деда
Герасима вспоминают...
Вдруг Ильюша схватил Костю за рукав рубахи
и испуганно шепнул ему:
— Гляди-ка!..
Ильюша показывал пальцем в лес, но сначала
Костя ничего не заметил и не понял, на что ему
Ильюша показывает:
— Чего, гляди? Лес, как лес. Ничего я не вижу.
— Как не видишь? — шептал Ильюша. — Во, во,
видишь вон там около кривой ели кто-то шевелится!