Вместе с тем, следует отдать должное, Ловкач рассказал немало интересного. В частности, чрезвычайно важной была информация о том, где мы в данный момент находимся, в чьих конкретно руках. Многие поступки и решения немцев нашли свое объяснение. Металлургический комбинат и все обеспечивающие его структуры являлись прежде всего организациями, ориентированными на извлечение прибыли. Именно поэтому мне и поступило предложение вступить в местные правоохранные органы. Элементарный рационализм – использовать человека там, где он может принести наибольшую пользу. Однако мой отказ тоже не стал ни для кого трагедией: просто отправили на другую, менее квалифицированную работу, где, однако, я опять же мог принести пользу. Деньги. Одни лишь деньги ставились во главу угла.
Осмеянный патриотизм. Ловкач не был русским, как и его подельники. Себя он называл вором и ворами величал своих товарищей. С уважением, скрепя сердце, относился к тем двум ухарям, что послали нас на дело. Потому что они были в авторитете. Цвет кожи и национальность ничего не значили для моего напарника. Он даже рассмеялся, когда я заикнулся об этом и предположил возможность объединения русских для свержения оккупации. Впрочем, очень скоро я отучил его насмехаться надо мной и моими мыслями. Мы несколько раз схватывались в полной темноте, и ни одно из столкновений не закончилось в его пользу.
Ловкач тем не менее так и не сказал мне, для чего нужна взрывчатка. Впрочем, я и не упорствовал в этом вопросе. Что бы ни придумали зэки, мне в любом случае было с ними не по пути. Гораздо больше меня волновало то, что задание мы, по сути, провалили. Соответственно, и лазарета было не видать как своих ушей. Ловкач это недвусмысленно подтвердил: нет результата – нет и ответной услуги.
Печально? Еще как! Впрочем, грустить я точно не собирался. Я умел злиться, просчитывать варианты, бороться, но не умел смиряться с поражением.
Может быть, этот мир в чем-то меня и изменил. Но точно не научил сдаваться.
В период моей воинской службы на благо РФ в казарме расположения не было душевых. Хоть мы и считались образцовой частью, своеобразным вымпелом, однако, как и вся остальная мотопехота, должны были раз в неделю ходить в баню на помывку. Все остальное время гигиенические процедуры ограничивались омовениями в раковине умывальника.
А вот в концентрационном лагере для рабочих существовал отдельный помывочный блок, функционирующий не один день в неделю, а постоянно. И там были душевые кабины.
В предбаннике я как раз сейчас и находился. После насыщенного рабочего дня и трудной, отчасти бессонной ночи я вонял, как обезьяна. Вымыться было насущной необходимостью.
Никакого фурора наше с Ловкачом появление в лагере не произвело. Короткая беседа со старостой свелась к тому, что к вечеру нам следует в письменном виде дать объяснения по поводу произошедшего в шахте. До указанного времени мы с Ловкачом были объявлены арестованными с лишением содержания на один день, видимо, засчитанный прогулом.
Арест оказался профанацией. Нас довезли до ворот лагеря, а затем конвоиры отправились по своим делам, ничуть не обращая на нас внимания. Таким образом, следовало считать, что истинная цель нашего «заблудились» начальству не известна и инциденту оно не придает особого значения. Что ж, это как минимум неплохо. Я не приобрел плюсов, но и в минус ничего не ушло.
Занятый своими рассуждениями, я расстегнул рубашку с нашитым на груди номером, намереваясь как можно скорее залезть под душ, хорошенько вымыться и переодеться наконец-то в чистое. Неаккуратно хлопнувшая входная дверь и слитный топот нескольких пар ног заставили меня вновь застегнуть пуговицы. Днем в помывочном блоке обычно никого не бывает. Тем более никто не приходит сюда днем толпой.
Через несколько секунд загадка разрешилась сама собой. Дверь в раздевалку распахнулась от молодецкого пинка, и в помещение резво заскочили пятеро. Двое упырей, с которыми я имел беседу на тему моего задания не далее как вчера утром, сам Ловкач и парочка внушительных гориллообразных личностей.
– Ну что ж ты так, сучонок… – Определенный мною в главари презрительно сплюнул.
Я, проводив его плевок взглядом, задумчиво провел ногой по крашеным, хорошо подогнанным доскам пола. Ребристая подошва грубого рабочего ботинка скользить не будет. Отлично. Это значительно важнее чего бы то ни было, любых слов, что сейчас будут произнесены. Я прекрасно понимал, к чему такое массовое и эффектное появление.