Музыка. Твое тело настороженно замирает. И в Жаброво поедешь, и пригласишь сейчас свою даму, и от восторга задохнешься при виде реки.
— Gestatten Sie?[7]
К пятачку шествуете. Блондин в круглых очках, массивный, как Пизанская башня, навис над пухленькой партнершей. Оркестр неистовствует. Ты ухмыляешься. Ты не знаешь, как взять Lehrerin, но она уже прильнула к тебе, и твои ноги одеревенело топчутся… Металлический холод рентгеноаппарата. «Вздохнуть. Не дышать».
Что-то случится сейчас: или коленкой лягнешь, или оттопчешь туфли. Бдительно предугадываешь каждое ее движение. Податливое гибкое тело под елочным платьем. Это должно волновать тебя.
Откинув голову, близко глядит на твое порозовевшее от напряжения лицо. Не прикусил ли язык от старания?
— Слон даст мне фору?
Азбука Морзе проходит по линии глаз.
— На танцы времени не хватало? — Понимание и снисходительность. Я женщина, и я великодушно прощаю вам вашу неумелость.
— На пустяки транжирил.
Не слушает — тебя изучает. Авось пригодишься. Геолог ищет себе нефть, а квартира тем временем нерентабельно пустует. Скучно! Ох, как скучно! Навоз, слякоть, лошадь с красным крестом на боку — жабровская «скорая помощь». Изо дня в день, из месяца в месяц — полтора года. Кошмар! И вдруг — море, пальмы. Какой мужчина не покажется принцем в этаком обрамлении! А тут еще он сигает в студеную воду спасать мальчугана — в майке и трусиках. Ну, чем не рыцарь? Женат, правда, но для истинного чувства это разве преграда?
«Я знаю, что буду счастливой. Я это однажды поняла. Лежала на скамейке — узенькая такая скамейка, на могиле у мамы, чуть пошевелишься и упадешь. Я на спине лежала. А надо мной, очень высоко, верхушки сосен раскачивались. Я смотрела на них, ни о чем не думала, и вдруг поняла, что буду счастлива. Очень-очень. Аж дух захватило. И стыдно стало: на кладбище, на маминой могиле — и такое».
А ведь в тот момент, признайся, ты не уловил сентиментальности в ее словах. Умилили… Надо думать, на тебя тоже подействовала романтика юга. Кипарисы, прибой — какая девушка не покажется принцессой в этаком обрамлении!
«Прощай, свободная стихия, в последний раз передо мной… Я передал тебе свою душу, Станислав».
Продолжай, Рябов, хорошо. Не надо думать о ногах — самим себе предоставь их. Сколько еще будет длиться это очаровательное танго? Самоуглубленные замкнутые лица — делом заняты люди. На узкой спине, обтянутой красным, — мужская, с растопыренными пальцами рука. Часы на волосатом запястье — рукав съехал. Золотой корпус, люстра горит в циферблате. Чуть наклоняешь голову, и люстра уходит. Девяти нет — неужели? Будь мужествен, Рябов: гений — это терпение.
11
Оживаешь на свежем воздухе — даже к спортивному костюму и настольной лампе, светочу знаний, тянет не столь сильно. Буклистое пальто-макси, шапка-дикобраз… Тебе нравится, когда женщина одета со вкусом — это стимулирует настроение. К тому же разве предполагал ты, даже в самых дерзких своих планах, что уже в половине одиннадцатого вы очутитесь на улице?
«Мне пора», — Вера щелкнула своей миниатюрной сумкой. Братец отрешенно взирал на пустой графин. Мысленно усмехнувшись — она надеется увести его отсюда! — ты честно проявил мужскую солидарность: «Так рано?» — «Я обещала сыну вернуться к одиннадцати». Дабы скрыть удивление, кивнул как болванчик — Вера чрезвычайно нуждалась в твоем одобрении. «Сколько сейчас?» — братец не сводил глаз с графина. «Десять минут одиннадцатого. Поешь». Он послушно взял вилку. Что с ним? Он не заказывал больше водки. Он даже не допил вино, которое оставалось в бутылке. Он встал, едва вы расплатились — не ты один, вдвоем. Ты не узнавал Андрея Рябова. Когда вы направлялись к выходу, вступил оркестр. Не туш ли?
— Сколько лет Вериному сыну?
К театру подходите, храму тетки Тамары.
— Шесть.
— А у вас… — Но неожиданно хрипло звучит твой голос. Прокашливаешься. — А вы еще не обладаете таким сокровищем?
Вспыхивает, гаснет, снова вспыхивает неоновая реклама — голубой отсвет играет на посерьезневшем лице твоей спутницы.
— Нет.
В ресторане она была многословной. Отрезвела? Ранним уходом опечалена? Или это ты виноват — твой недостаточно выраженный интерес к ее отдельной квартире?
— Ваши ученики не ухаживают за вами?
Ей идет шапка-дикобраз.
— Они всем скопом влюблены в меня.
Загадочная женская душа — чем все-таки ты разгневал ее? Будь погалантней, Рябов, скажи, комплимент.
— Я понимаю их. — Точно оживший вулкан, храм извергает зрителей. — Вот видите. Пока мы дегустировали спиртные напитки, люди приобщались к высокому. Вы не завидуете им?