Мами Гарушь, гневно насупив густые брови, так яростно месила тесто белыми от муки руками, что младшие поварята во избежание неминуемой грозы попрятались кто куда: в пустые кадушки, все еще ароматизирующие солеными огурцами и квашеной капустой, под большущее корыто, в котором с утра выносили очистки и прочую шелуху в птичник, даже в высокую, с рост взрослого дворфа, и такую же пузатую амфору, стоящую тут с незапамятных времен, которую прадед нынешней хозяйки привез аж с самой Руаны. Говорят, именно в обнимку с этой амфорой, которую не выхлебали и два поколения предков, до того вино в нем было мерзкое да кислющее, ее батюшка и заработал сердечный приступ, когда узнал, что дочь единственная с купцом заезжим от мужа законного сбежала. Это уж много после он ее простил и пожелал с внучками видеться, а до того, бают, половину Дерагона прочесал с муженьком рогатым, чтобы пропажу домой возвернуть. Врут, наверное. Наверняка, весь прочесал, такой был человек горячий, расчеши его Ларум на том свете…
– Ты что это удумал, гех* мелкий! – возмутилась она, хватая за оттопыренное ухо особо юркого поваренка, который попытался ввинтить тощее тельце в ларь со сластями, видимо, не столь боясь возможного гнева поварихи, сколь желая отведать орешков кедровых в меду. – А ну-ка, воды мне принеси из котелка, да чистой, отстоявшейся, хоть соринку увижу – уши оторву!
Мелкий, для проформы шмыгнув носом, бросился выполнять поручение, а мами, наконец перестав делать из теста масло, скатала его в плотный кругляш и, присыпав сверху чезамом, отправила в печь.
Не ладно было все, и сердце в груди не желало слушать умудренный годами глас разума. Как же так могло случиться, что любимица ее, Ванилька, в опалу угодила? Чем она перед мачехой провинилась, что та ее вчера пред всем честным народом опозорила? Слуги с утра, не стесняясь, вовсю обсуждали «причуды» новой хозяйки, в упор не желая замечать, что не причуды это, а самые что ни на есть жестокости! Еще и Кая эта с утра так и крутится! Вызнала где-то, вертихвостка, что мами уже не один десяток лет в семье госпожи Флориции служит, и давай вызнавать, а что хозяйке более всего по нраву, а что она по утрам любит на завтрак получать, а когда она ко сну отходит, чтобы, значится, тапочки ей теплые поднести да молока подогретого с медом стаканчик! Тьфу! Хоть не про господина вызнаёт, на это мозгов куриных хватает, и то благо. А что болтают… Да не может быть, чтобы Флора ейная, с младенчика взращенная, на падчерицу руку подняла без веской причины! Не может – и все тут!
Стоило молвить лихо – и оно тут как тут. Кая вальяжной походкой вплыла на кухню, но, увидев, что красоваться здесь не перед кем, мгновенно сгорбилась и полезла в стоящую тут же корзину с яблоками, которые поварята специально для пирога почистили и полотенцем прикрыли.
– Тебе работы нет, девка? – хмуро проговорила Гарушь, протирая измазанное в муке пенсне на длинной цепочке о край передника, чтобы список блюд на сегодняшний день не расплывался и не путался. А то приготовили уже как-то вместо пирога с патокой, пирог с печенью. Графья, что чаевничать приехали, аж покраснели от оскорбления великого. Как же, потрошки гусиные мы не кушаем, а вот паштету из перепелки или фуа-гра лаорийские – это завсегда пожалуйста! Сам Ларум, небось, такой казус для них выдумал.
– А вы мне не тыкайте, пани, вашей власти надо мной нетути, – вальяжно присела округлым задом на испачканную мукой столешницу старшая горничная. – Небось, равны мы с вами, не по возрасту, так по званию! Вы на кухне сиднем сидите, а я за домом слежу, что пчелка весь день жужжу, отдохнуть хоть минуточку надобно…
– Вот и проваливай отседова в другое место отдыхать, а муку мне задом не пачкай!
Кая непонимающе перевела взгляд на упомянутую часть своего тела и, ойкнув, соскочила со стола, со сдержанной руганью стряхивая муку.
– Злая вы, пани! Я имею право яблочком перекусить, когда бы мне того не возжелалось.
– Тебе возжелать положено в строго отведенное для того время. Милек! Рылек! – Крикнула она, и из-под корыта мгновенно показались сначала одинаковые макушки, а после и оба мальчишки в грязно-белом одеянии. – Проводите-ка Каю в умывальню да помогите ей муку смыть!
– Но… – запротестовали было поварята, но мами грозно сверкнула глазом, и, схватив старшую горничную под руки, те вывели ее из кухни.