— Ну, это же ты решил идти именно тут! А кстати, почему не там? Там и тропа есть! — Она указала на восток, вдоль изгиба хребта. — И склон более пологий…
— Ага, и из Дома все видно как на ладони, — сказал Халли. — Тут мы скоро скроемся из виду. Просто на случай, если кто-нибудь вдруг посмотрит наверх. Не то чтобы они часто глядят в эту сторону…
— Хочешь, я пока понесу твой мешок?
Халли негодующе поджал губы.
— Нет, спасибо!
— Только потому, что я девочка? Да брось ты! Хотя ладно, тащи его сам, поделом тебе. Сам виноват, что он такой тяжелый.
Он снова поправил мешок на плечах.
— Может, они нам еще понадобятся.
— Да не понадобятся! Мы же днем идем! Ладно, пошли. Где этот твой пролом в стене?
— Тут недалеко. Мы его увидим, когда поднимемся на этот бугор.
Прошлым летом, когда он жил на пастбище, земля была усеяна голубыми и желтыми цветами, в высокой траве гудели пчелы, и нетрудно было забыть о том, что граница совсем рядом — по крайней мере, днем. Но теперь, когда они перевалили через бровку холма, представшее перед ними зрелище было куда более мрачным. На пастбище местами все еще лежали потемневшие ноздреватые сугробы; пастушья хижина стояла на склоне сгорбившись, содрогаясь от ветра, точно бездомный бродяга. А за ней тянулась неровная, извилистая полоса — стена пастбища, которая соединяла между собой небольшие выступы скалы, торчащие из снега. А еще дальше и выше, загораживая собой грязно-белое небо, вздымалась линия курганов.
Внезапно оказалось, что они совсем близко.
Халли с Ауд невольно замедлили шаг, хотя земля под ногами была почти ровная. Они шли, не глядя друг на друга.
Курганы были серые, поросшие пятнами мха, между камнями местами все еще лежал снег. Большинство из них стояли на большом расстоянии друг от друга, но некоторые сдвинулись совсем близко, как будто сговаривались о чем-то.
Халли с Ауд остановились. Ветер бил им в лицо. Кроме шума ветра, других звуков было не слышно.
Курганы тянулись вдоль вершины хребта, и пустоши отсюда не просматривались. Чтобы выглянуть на них, надо было подойти к самым курганам.
Это было совсем нетрудно. Шагов двадцать, самое большее — тридцать. Надо просто пройти эти тридцать шагов.
Но они стояли на месте.
— Ну как, нас ведь ничто не держит? — сказал Халли.
— Нет.
— Значит, надо идти.
— Надо идти.
— Мы же столько времени это обсуждали, верно? И чего же мы ждем?
— Вот именно.
— Вот именно… — Халли надул щеки, вдохнул, выдохнул. — Слушай, может, ты перекусить хочешь, а? Пошли посидим в хижине, передохнем, подумаем, как лучше…
— Я думаю, — перебила его Ауд, — что нам надо не идти, а бежать. Бегом. Чтобы сделать это как можно быстрее. Ты понимаешь, что я имею в виду? А, Халли?
Халли, который как раз вспоминал о судьбе, постигшей его овцу прошлым летом, и историю Катлы про мальчика, которому отъели половину тела, тряхнул головой.
— А? Что? Ах да… Бегом… Да, наверное. И вот это возьмем.
Он сбросил с плеч мешок, порылся внутри и достал садовый резак с деревянной рукояткой и кривым толстым лезвием. Резак был ржавый, с обломанным кончиком, но с достаточно острым лезвием. Халли взвесил его в руке.
— Просто на всякий случай. Хочешь, я тебе тоже что-нибудь найду?
— Нет! Я же тебе тысячу раз говорила, ничего не случится. Троввов не существует, Халли! Все это вранье и сказки.
— Надеюсь, что ты права.
— Ну, хочешь, я одна пойду, а ты беги домой, — ядовито заметила она. — Я пошла!
— Я разве говорил, что не пойду? Пошли!
Он сердито вскинул мешок на плечи и взял девочку за руку. Ее рука была холоднее, чем у него, и, как ему показалось, слегка дрожала.
— Ну чего, давай вместе?
— Давай!
Они задрали головы и бегом помчались наверх, к курганам.
Глава 21
Во времена владычества Свейна все разбойники, воры, грабители и бродяги, которые когда-то во множестве обитали в здешних землях, либо были изгнаны в нижнюю долину, либо дрыгали ногами на виселице во дворе. Однако троввов приходилось опасаться по-прежнему, и люди неохотно сражались с ними, хотя Свейн и научил их воевать. Когти у троввов были достаточно острые, чтобы рассекать и тело, и кость и пробивать самые прочные доспехи; зубы у них были как иголки; шкура такая прочная, что ее не брало ничто, кроме самых лучших мечей. По ночам их тощие лапы делались на диво сильными, при условии, что троввы касались мягкой земли; только если вытащить их на скалу или на дерево, сила их слабела, и тогда у жертвы появлялась возможность вырваться. Пока светило солнце, они прятались в норах или в чертоге троввского короля высоко на пустошах; по ночам же бродили по долине, ища человечьей крови.