Однако он здесь не ради лирического созерцания. Его задача — уяснить, какими целями руководствовалась могучая держава на северо-западных рубежах завоеванной ею Индии. Каваньяри не был новичком на Востоке и достаточно четко представлял себе эти цели: во что бы то ни стало утвердить британское господство над Афганистаном. Но, углубляясь в чтение документов, он проникался все большим интересом к тому, как формировались и осуществлялись различные идеи и проекты. Здесь были представлены не только копии, но и подлинники, зачастую исходившие от высших имперских чинов. Его внимание особенно обострялось, когда директивы далекого Лондона напоминали об операциях, проведенных при его непосредственном участии или при участии его друзей и сослуживцев в этих забытых богом краях…
Каваньяри все старательнее вчитывался в содержимое папок, и перед ним вырисовывалась стройная картина афганской политики Великобритании.
Сороковые годы… После бесславной для Англии войны 1838–1842 годов на кабульский престол возвращается не склонивший перед нею голову Дост Мухаммад-хан. В Лондоне делают вид, будто нет на земле такой страны — Афганистана, тем более что Британскую Индию отделяют от него пока еще независимые Синд и Пенджаб.
К концу сороковых годов уже покорены и Синд и Пенджаб. Пешавар — в руках англичан.
В 1855 году наконец опомнились от шока — заключили с Дост Мухаммадом договор, а в 1857 году подтвердили его: эмир обязался быть «другом наших друзей и врагом наших врагов». Пока, так сказать, на равных. Но это уже дало какую-то зацепку, позволило рассчитывать на дальнейшее продвижение, к тому же обеспечило тыл, когда в Индии вспыхнул проклятый мятеж, причинивший столько хлопот.
Ну а что потом?
Каваньяри отпил несколько глотков кофе и закурил сигару.
А потом начинается совсем непонятное. Вместо того чтобы по-настоящему прибрать к рукам Афганистан, три вице-короля подряд — лорды Лоуренс, Майо и Норсбрук — ограничиваются полумерами. В результате — англо-русское соглашение 1869–1873 годов, признававшее Афганистан нейтральной зоной между владениями этих держав.
Да, в армии немало спорили по поводу афганской политики, говорили о «школе Лоуренса», проповедовавшей так называемое мастерское бездействие, под прикрытием которого занимались мелкими интригами и переманивали на свою сторону эмирского сынка Якуб-хана, тогда как нужно было просто стукнуть кулаком.
Но, кажется, с приходом к власти Дизраэли и его команды консерваторов от такой политики постепенно отходят. Похоже, что и документы стали другими — более бодрыми, что ли? Кого же благодарить за то, что там, в метрополии, взялись наконец за ум?
Каваньяри откинулся на спинку кресла и устремил взор на далекую Тара Дэви за окном…
Когда же это было и почему в глубинах памяти представления о таком повороте событий связываются с чем-то приятным, с какими-то радостными ощущениями?
Ах вот оно что! Конечно же… В 1871 году он был дома, на туманном Альбионе, женился на прелестной болтушке Эмме, дочери доктора Грейвса из Кукстауна. Навещал друзей, и у многих на устах был меморандум по среднеазиатскому вопросу ветерана Востока Генри Роулинсона, прошедшего немало миль по дорогам Индии, Персии и Афганистана, где он был в несчастные военные годы.
Да, это была бомба! Старый воин трубил в фанфары, призывая подчинить Кабул влиянию империи, обосноваться на подступах к Кандагару и протянуть железную дорогу к Пешавару. Помнится, он настаивал на размещении английских агентов на границах Афганистана и расширении экономических связей с ним. Наверно, именно в последнем был весь смысл: исконного ланкаширца из семьи фабриканта текстиля крайне интересовали новые рынки.
А затем его поддержал авторитетный член лондонского Индийского совета Бартл Фрер, имевший большое влияние на ведавшего колониальной политикой лорда Солсбери.
Эти мысли проносились в голове капитана, когда он перелистывал документы, стараясь не пропустить ничего серьезного. Вот в начале 1875 года вице-король Норсбрук получает указание правительства любым способом добиться создания английских агентств в Кандагаре и Герате. Однако Норсбрук, сторонник выжидательной политики, саботирует эту меру, именуя ее «несвоевременной и ненужной». Не переоценивает ли Норсбрук незыблемость своего положения?
Ноябрь того же года: лорд Норсбрук получает из Англии второе предписание изыскать возможность, «а если нужно, то создать предлог» (прекрасно сказано!) для посылки британских агентов в Афганистан. И что же? Снова саботаж! Неудивительно поэтому, что Норсбруку пришлось вскоре уступить свой пост лорду Литтону…