Он остановился перед дверью и заглянул внутрь, царапающие ногти оказались внутри него, разрывая живот и поднимаясь к горлу. Не было никакого крика и сердцебиения, просто тишина. Затем он увидел ее. Маленькая девочка стояла в пустой комнате, в ночной рубашке, рваной и грязной. Она поворачивалась медленно, кругом, вокруг и вокруг, но под каждым уголом Рикки видел просто длинные, грязные волосы.
Не было видно лица под волосами, но почему-то он чувствовал ее глаза. Ее глаза были там, наблюдая, оценивая. . Он был частью этого места теперь. Он был замечен.
Глава 3
К утру он чувствовал себя получше, проснувшись с «Некуда Бежать» в голове. Просто беспокойный сон, решил он. Он никак не мог выбраться из комнаты посреди ночи. Чтоб убедиться он проверил ступни. Чистые. Надо признать, это было большим облегчением.
Обратно к плану А: найти телефон. Его родители-или по крайней мере его мать вернется за ним, и скоро. Она не могла жить без своего маленького медвежонока. Она хотела вернуться за ним, с Бутчем или без него, потому что была слишком хрупкой и нежной, чтоб удержаться. Это не было обвинением, просто правдой.
И черт возьми. Он почти добился своего в приемной, но Бутч всё испортил. Поэтому она так быстро вышла замуж после исчезновения отца. Спустя год суд дал ей развод, основанный на «отказе», Бутч уже был в их жизни к тому времени, как будто выжидал момент, чтобы занять место его отца. Она не могла сама по себе, не могла нести ответственность за что-либо. Рикки не был уверен, ненавидел ли он свою мать, но он определенно испытывал к ней неприязнь. Все же, он надеялся, что кровь может быть жиже воды и он добьется свободы в конце концов.
Совсем скоро он будет снова в Бостоне, в своей комнате, окруженный постерами Пола и Джона, своей одеждой и вещами, книгами и бейсбольными карточками. Он, вероятно, даже вернет Бискейн — его настоящий билет на свободу, которым он едва успел воспользоваться до этой строки прославленных тайм-аутов.
Рикки уже представлял это: окна опущены, играет музыка, весенний ветер, несущий славный аромат гамбургеров и хот-догов, шипящих на десятках пригородных грилей. . Мама, по крайней мере, позволила ему вчера взять последний гамбургер, прежде чем они добрались сюда, но Бутч отказался переключать радио на другую волну, кроме бейсбола.
Раздался короткий, робкий стук в дверь. Рикки сел в кровати, а затем качнул ногами по краю, запустив обе руки через смятые волосы, когда дверь открылась, и рыжая медсестра с добрым лицом вошла внутрь.
— Привет. Я не помешала?
Рикки фыркнул, вставая, и прислонился к кровати.
— Это что-то типа шутки у вас здесь?
Не сказать, что она красивая. Скорее безобидная. Чистая. И примерно с такими же острыми углами, как кран оригами. Она смотрела на него, явно недоумевая.
— Оу, нет. Я не шутила.
Она крепко держала блокнот к груди.
— Я медсестра Эш, и я буду заботиться о тебе здесь в Бруклине.
— Эш. Медсестра Эш. Ха. Довольно подходящее мрачное имя для этой прелестной темницы.
Ее выражение лица стало пустым, и она пожала плечами, глядя на свои заметки.
— Я не буду поднимать шумиху, если это подпитывает твое чувство юмора по поводу всего этого, — сказала она, почти беззаботно. — Нам придется познакомиться поближе, и я предпочитаю своих пациентов веселыми, если это вообще возможно. Идущими на контакт, по крайней мере.
— Да, да — сказал он восторженно. Обычно он имел дело с застегнутыми советниками, кричащими на него за очками, но, возможно, с ней он мог бы немного повеселиться. Она была почти его ровесницей, на удивление молода для медсестры. Если он правильно сыграет свои карты, она может стать его другом и помочь ему сделать телефонный звонок своей матери.
— И как ты управляешь корабликом дурдомом? Правила строгие или не очень?
Немного флирта никогда не помешает при знакомстве, хотя этот подход с треском провалился со старыми психологами, к которым он обычно ходил.
— Я знаю, что это должно быть трудно для тебя, судя по тому, как тебя…
Медсестра Эш тщательно изучала свои записи, которые включали документы от Бутча. Её предложение оборвалось, когда она обнаружила точные причины его пребывания здесь. После его имени (Кэррик Эндрю Десмонд, хотя никто, кроме его бабушки и Бутча, когда он был сердит, не назвал его Кэррик), его возраст, вес и дата рождения, а затем мог быть любой эвфемизм, который Бутч вставил для описания проблемы на этот раз.