Действие заклинания Призыва закончилось, камень в галерее-ловушке снова затвердел, а тварь, приняв истинный облик когтистого монстра нырнула прямо в твердое покрытие пола — ей было все равно, она умела проникать между частицами, собственно, она и была ими — в зеркальном полу галереи застыло злобное лицо.
В очередной раз Уранзару повезло — включился инстинкт зверя, что несомненно было убедительным доказательством его отличия от других демонов. Он был избран для особой цели, теперь он окончательно в этом убедился, ведь, если бы это было не так, судьба не подкидывала бы ему удачу раз за разом.
Выйдя из опасного коридора, он долго бродил между бесконечными рядами зеркальных граней, искал новые проходы, внимательно обследовал стены — теперь он знал, что и они могут скрывать в себе неожиданную коварную ловушку, опасность поджидала его на каждом шагу проклятого измерения, но он был твердо уверен, что шанс на освобождение обязательно представится.
* * *
— Эй, ты спишь? Тебе завтрак брать? — кто-то сердобольный тихонечко потряс Риту за плечо.
Просыпаться не хотелось. Предстоял еще один, очередной день в сражении с засевшим внутри монстром. В ответ на прикосновение злобный червяк-паразит завозился в своем логове, тут же жгучим облаком начал разливаться зуд под кожей, пробежал по животу, сосредоточился в желудке, слаженным эхом ему откликнулась боль внизу, внутри искалеченного тела. Рита не смогла сдержать тихий стон:
— Не трогайте меня, — собственный голос слышался жалким и немощным.
Она вцепилась в тонкое одеяло и, не раскрывая глаз, отвернулась к стене. Нужно ровно дышать, пока не успокоится сердце, если не шевелиться и ровно дышать муравейник под кожей утихнет, нужно перетерпеть.
— Отойди, отойди от нее, — голос пожилой соседки по палате был участливым, но Рите слышались в нем брезгливые нотки.
Теперь они слышались ей в любом голосе, она чувствовала себя грязной, вывалянной в дорожной пыли, даже нет, дорожная пыль кристально чиста по сравнению с ней — ее место в сточной канаве.
— Возьми ей кашу и поставь на тумбочку, захочет — съест.
Голоса перешли на шепот. Никто из соседок по палате не рвался общаться с Ритой, и она была этому рада, как и тому, что ее кровать стояла возле самой двери — можно отвернуться к стенке и не видеть никого. Долгое лежание на боку отзывалось саднящей болью в интимной зоне, но ее можно было терпеть, и Рита терпела.
Позади нее слышался невнятный шепот двух соседок, звяканье посуды, в нос лезли запахи молочной каши и какао. Ужасно захотелось есть. Рита представила себе тарелку с дымящейся манной кашей, в самой серединке которой плавился ярко-желтой лужицей кусочек сливочного масла, рядом пыхтела жаром воздушная булочка, только что из духовки, в высокой кружке дрожала коричневая пенка какао. Все это стоит рядом с ней, только руку протяни. Желудок умоляюще подпрыгнул на месте и забился в конвульсиях, в унисон заколотившемуся сердцу, по кишечнику с урчанием пронесся голодный спазм, рот наполнился слюной, заболела голова, зачесались руки, грудь, живот захотелось разодрать ногтями до крови, по пищеводу поднималась горечь. Рита стиснула зубы, зажмурила глаза, задержала дыхание.
— Не ест, — шепотом заметил голос молодой девушки.
— Проголодается — съест, — рассудил другой, принадлежавший пожилой женщине.
— А ее правда изнасиловали? — еле слышно пугалась девушка.
— Говорят, да, — таким же тихим шепотом отвечала ей пожилая соседка. — Поиздевались как следует, все нутро разорвали.
Рита закаменела под одеялом, постаралась слиться с серым постельным бельем.
— Что больше тем никаких нет? — громко возмутился третий голос. Звонкий голос молодой, уверенной в себе женщины. Скрываться и шептать она не собиралась, ее голос заявлял о себе в полную силу. — Кто не хочет быть изнасилованной, того не насилуют, запомни, Мариша! Думай с кем идешь, к кому в машину садишься, к кому в квартиру заходишь.
Остальные голоса пристыженно умолкли, но пожилая женщина первая не вытерпела долгую паузу:
— Сегодня домой пойдешь, Мариночка?