— Кто с передачами, проходите! — входная дверь распахнулась, запуская в тепло озябших родственников и знакомых стационарных пациентов клиники.
Галка встала в очередь, парень в яркой куртке пропустил ее вперед, а сам остался стоять вместе с женой своего друга.
— Шмелевой Маргарите в гинекологию, триста восьмая палата, — протянула девушка пакет с йогуртами и бананами. Ритка отказывалась от еды и подруги изощрялись, стараясь пробудить ее интерес ко всяким вкусностям.
— Шмелева? — принимающая передачи санитарка сверилась с чем-то в большой тетради. — Ее сегодня в другой корпус перевели, забирайте свою сумку назад. Следующий!
— Как перевели?! Куда?! — Галку отталкивали от окошка противные очередники, стоявшие за ней, но она упрямо цеплялась за металлические прутья решетки премного пункта, в который временно превратили больничный гардероб. — Ей хуже стало?! Почему перевели?! Куда идти?!
— В третий корпус перевели! — отбивалась приемщица. — Это психиатрия. Вроде, в голове помутилось у нее. Узнавайте завтра у врачей — сегодня карантин. Следующий!
Галка онемела. Ее толкали со всех сторон и ругали, что встала на дороге. Наконец, она смогла найти силы и пошла к двери, согнувшись, как побитая собака.
— Девушка, подождите! — надрывался сзади парень-спортсмен, но она, давясь слезами, пробежала мимо него…
* * *
— Ритку перевели в психиатрию.
Расстроенная вконец Галка плюхнулась на заднее сидение машины и без удержу разревелась. Все в салоне потрясенно молчали: Федор и Зейнвейлла мрачно хмурились и переглядывались друг с другом, словно знали что-то такое, недоступное пониманию остальных пассажиров в салоне. Женька обеспокоенно смотрел на Ирину, которая не заплакала, но побледнела и вытянулась в струнку между Леваковым и Галкой, глазами уперлась в приборную панель, шумно дышала.
— Почему перевели?! — свирепо глянула он на подругу. — Какого черта там произошло?! Ты же шла все узнать!
— Неизвестно! — всхлипнула Галка. — Вроде бы помутилось в голове — так они сказали, но это не точно, нужно узнавать у врачей. Завтра — сегодня карантин! (всхлип-хлюп) Надо было нам сидеть с ней! А мы на часок приходили и уходили! Как будто чужие (несколько хлюпов)!
— Хватит причитать! Ты на поминках, что ли?! — рявкнула Ирина и Женька успокаивающе обнял ее за плечи, а Федор с Зейнвейллой обернулись на нее с передних кресел.
— Тихо, тихо!
— Я хотела все узнать, но там не у кого спросить! — оправдывалась Галка. — Не пустили никуда никого дальше гардероба и разговаривать не стали! И ни одного врача там не было внизу! Только охранники и санитарки!
— В больнице что-то произошло, — подал голос Федор.
— У них там какое-то совещание, что ли, все как чумные, никто ничего не отвечает… Что же делать-то, прямо не знаю! — Галка устремила на подругу жалобный взгляд, как обычно, признавая за ней право решать.
Ответа пришлось ждать долго.
— Ничего, — наконец произнесла Ира совершенно убитым голосом. — Что ты можешь тут поделать, или я? Ритка сошла с ума — это очевидно. Господи, какие же мы дуры! Она рехнулась еще тогда, когда сидела перед этими чертовыми зеркалами! Почему я не оттащила ее?! Почему скорая ничего не поняла?! Ведь они-то, должны были заметить, что с ней не все в порядке!
Галка смотрела с ужасом на подругу, такую Ирку она не видела никогда. Из них троих она была самая сильная духом и находила выход из любых безвыходных положений и пинками гнала к этому выходу их с Риткой. Теперь же Ирина где-то потеряла свой внутренний стержень, хоть и сидела с неестественно выпрямленной спиной.
— А если нам подписать отказ от госпитализации? — предложила Галка. — Давайте заберем ее оттуда! Пойдемте все вместе в этот третий корпус!
— Забрать больного из психиатрии могут только родственники, — объяснил ей Женька с другого конца сидения. — И то не факт, что отдадут.
— Вы не можете ее забрать, — вдруг разговорился Зейнвейлла. — Будет только хуже и ей, и вам. Вы не сможете справиться с… ее болезнью.
— Да, мы не сможем ее забрать, хоть десять отказов подпишем. Психически больного не отпустят просто так, — снова начал доказывать Женька. — Только, после прохождения обязательного курса лечения, когда убедятся, что человек не представляет опасности для общества и для самого себя.
— Она сейчас одинаково опасна для всех, кто находится рядом с ней, — снова встрял Зейнвейлла. — Поэтому лучше ее не трогать пока. Вполне вероятно, что это будет чревато осложнениями.