Толик вздохнул, но тут же засиял улыбкой, вспомнив Светкины глаза, спутанные волосы, две чудесные припухлости груди, эротическую ямочку пупка… Ох!.. Парень едва не уронил бутыль с зеленкой — вот дел бы натворил!
— Толечка, осторожно! — Ольга Евгеньевна, заведующая больничной аптекой, поддержала его ношу. — Ставь сюда! Ну все, спасибо тебе большое! Хороший ты мальчик, Толя, повезло Светлане твоей. Как она там?
— У матери, наверное, — пропыхтел, отдуваясь, Анатолий.
В столовой, быстро покидав в себя обед, он решил две минуты посидеть в ординаторской в хирургическом отделении, но успел только зайти в служебный лифт, чтобы подняться в хирургию, как столкнулся нос к носу с заведующей гинекологического отделения Татьяной Петровной Тиховой. Несмотря на такое простецкое имя, женщина вызывала у Анатолия чувство немого восхищения: всегда в хрустально-белом халате, всегда на каблуках, с прической, будто только что из дорогого салона — интересная лицом, со стройной и подтянутой фигурой, а между тем, она уже была на пенсии — Малахов это знал.
— Здравствуйте, Анатолий, — улыбнулась ему Тихова. — А я как раз просила Артема Аветисовича разрешить забрать Вас на часок. Нужно одну больную перевезти в третий корпус.
— Конечно, Татьяна Петровна.
Отказать этой женщине было невозможно, и перекур в ординаторской в то время, когда ей нужна помощь, казался непростительной и бездарной тратой драгоценного времени. Перевезти какую-то пациентку в третий корпус — нет проблем! Что скрывается за этой невинной фразой Малахов Толя уже знал — у пациентки съехала крыша. За все время своей работы он ни разу не был в том корпусе: область психиатрии абсолютно его не привлекала.
* * *
Девчонку на каталке плотно укутали целым ворохом одеял, она тяжело дышала под ними, словно только что пробежала стометровку, несмотря на холод на лбу выступили крошечные бисеринки пота. С Анатолия она не спускала глаз, отслеживая каждое его движение, и этот пронзительно-ястребиный безумный взгляд вдруг вызвал у него смутное предчувствие беды. Неотвратимой. Малахов толкал каталку и старался на девчонку не смотреть, а через несколько минут он и дышать постарался через раз — вокруг него плавало смрадное облако аромата тухлятины. Просто омерзительный запах! Толик закашлялся, и сбрендившая пациентка посмотрела в его сторону с лютой ненавистью (то ли на него, то ли мимо), даже заворочалась на своей каталке под кучей одеял, пытаясь высвободить зафиксированные руки. Броситься, что ли хочет? Понять бы причину ее ненависти. С такими больными Малахов в своей небогатой практике еще не сталкивался и, честно говоря, прекрасно обошелся бы без этих встреч, но профессиональное любопытство заставляло украдкой рассматривать девчонку: серый, землистый цвет лица, воспаленные красные веки, глаза провалились в глубину черных впадин, искусанные, потрескавшиеся сухие губы кровоточат. Заметив его интерес к ней, пациентка дернулась и громко простонала, Толику почудилось, что своим рыком она заглушает боль.
— Малахов, — резко окликнул его второй санитар, толкавший каталку рядом с ним по занесенной дорожке. — Не вздумай с ней заговорить!
Анатолий опустил глаза на дорогу и больше не обращал внимания на мерзкий запах и на скорбный обреченный взгляд.
Больную поместили в палату, вкололи снотворное, убрали ремни, заперли дверь. Толика потянул за рукав тот самый санитар Николай, крепкий здоровый парень, чуть постарше его самого.
— Пошли покурим, братишка.
Пронизывающий ветер мигом взъерошил волосы, забрался под куртки, и постарался затушить их сигареты — боролся с вредной привычкой двух циников-медиков доступным ему способом.
— Что, впервой с такими? — осведомился санитар, мотнув головой в сторону закрытых дверей.
— Угу. Из-за чего она съехала, не знаешь? — полюбопытствовал Толик.