После такого признания оставалось лишь признать их ребятами недалекими, если не сказать грубее. Как понять? Вот, ты живешь и радуешься. Тебе все по нраву. Но тебя так и тянет на приключения. В итоге, рушишь все свою жизнь, влезая в дела, к которым не имеешь никакого отношения и даже не понимаешь, зачем тебе это. Можно сказать, спускаешь в унитаз свою судьбу. Но виноватишь в этом не себя. Зачем? Проще объявить виновными русских и жить дальше, лелея свою ненависть.
При этом я, практически, был уверен, как на самом деле они попали в эту передрягу. Я же знаю, как это обычно происходит в Грузии. Ни хрена их политика не интересовала. Жили в своё удовольствие. Попивали винцо, ели досыта. Тут объявился какой-то якобы друг. Или сродственник, седьмая вода на киселе. Юноша с горящими глазами и мусором в голове. Материл русских, сообщил о заговоре, призвал их присоединиться. Умный бы вежливо отказался. Но они же как рассуждали? Друг-кисель предложил, пригласил. Отказывать неудобно. Никак нельзя отказать. Прям, западло! И бросились ходить на собрания. Которые, уверен, проходили за накрытыми столами. И вот сидят они за этими столами. Едят, пьют. И каждую минуту кто-нибудь встаёт и двигает тост. Хвалит всех за мужество, даёт клятву идти до конца, чтобы покончить с игом проклятых «русеби». Встаёт следующий, хвалит предыдущего, хвалит всех. Уверяет, что Сакартвело возвеличится после того, как они выгонят русских и станут управлять страной. Потом, понятное дело, все обнимаются и целуются. А по итогу, «Союз меча и орала» и то, наверное, был более серьезным заговором. Эх-хе-хе!
… Больше всего кузены тосковали по тамаше. Так называлась по-грузински джигитовка. На площади в Тифлисе устраивали скачки и игры, на которые собирались все, кто служил в русских полках — линейные казаки, черкесы, мингрельцы, имеретинцы, храбрейшие из храбрых тушины, гурийцы, курды, татары казахские и шамшадильские, карабахцы и шамахинцы, турки, армяне и даже поклонники тьмы, йезиды. Все хвалились молодечеством, умениями управлять конем и навыками обращения с оружием.
— Нет, среди прочих, равных нам кавалеристов! Ни турки с их тяжелыми седлами, под которыми и лошадь не видно. Ни татары, что любят налетать вихрем, чтоб тут же повернуть назад. Никто не мог повторить то, что делал Ясси Андроников! — хвалились кузены, перебивая друг друга.
— Чем же так выделялся князь? — спросил я с интересом и немного подначивая сотрапезников.
— Он мог на всем скаку через площадь вытащить из-под себя седло, поднять его над головой, а потом пристроить на место! А всей длины майдана, чтоб ты знал — не более двухсот шагов!
— Брат! Расскажи Зелим-бею, как ты джерид словил[1].
— Сам расскажи!
— Наш Ваня всех поразил, когда поймал рукой брошенное ему в спину копье и отправил его обратно! За такую ловкость, крепкую руку и верный глаз пожаловал ему русский барон Остен-Сакен десять рублей серебром!
Русский барон Остен-Сакен — это, конечно, звучало, как совершенная нелепица. Еще более поразительным был список участников игр на тифлисской площади, куда, судя по рассказам кузенов, собирался весь Кавказ.
— И, вот, вы лишились всех своих удовольствий и теперь сидите в деревне, — выступил я в роли капитана очевидность.
— Лишились! — понурили головы кузены. — Но вино в бурдюках еще осталось! Завтра устроим тебе настоящий пир! Сегодня на скорую руку все собрали. А, вот, завтра… Дичь привезем!
За дичью им далеко ездить не пришлось бы. Полная дичь у них в головах угнездилась. Но кто я такой, чтобы им об этом сказать?
Два неотёсанных мужлана. Деревенщины. Больше всего мне было жалко их сестру. Какая доля ее ожидает? В Абхазии, в малярийном краю, среди черкесов с их суровыми нравами…
Впрочем, не сужу ли братьев по гамбургскому счету? Дети своего времени, что еще они могут думать и делать? Хорошие ведь мужики, хоть и спесивые дворяне! Гостеприимные! Открытые! Простые как пять копеек, что в их случае скорее плюс, чем минус. Не хочу быть неблагодарным!
Я попросил слова, чтобы произнести последний тост, сославшись на дикую усталость. Ваня и Малхаз с пониманием отнеслись к моей просьбе, не пытались еще удержать за столом. Тост я сказал хороший, от души. Старался. За все поблагодарил. Особо пожелал, чтобы черная полоса в их жизни исчезла навсегда. Выпили, обнялись, расцеловались. Баадуру было велено проводить меня в нашу со Спенсером комнату. Ваня и Малхаз остались сидеть за столом. Пить будут еще долго.
Баадур провел меня к комнате. Я остановился на пороге.