— Он ведет себя как настоящий князь, — так нам перевел Натан его ответ.
Когда мы восхищались очарованием хозяйки дома, мы не понимали, что такое настоящая красота! Стоило войти в кунацкую служанке, мы дружно замолчали. Спенсер даже сглотнул.
Она была наделена той красотой, которая признается абсолютно всеми и в любое время человеческой истории. Это была красота вне времени и вне географического пространства. Такую женщину боготворили бы и в Древнем Риме, и в XXI веке, откуда меня забросило. Человечество за свою историю прошло много этапов, в которых тот или иной типаж, часто неожиданно, признавался эталоном. Мир, кроме того, разделен на континенты. И женщина, считающаяся привлекательной, например, для европейца, могла вызвать усмешку у африканца. И, наоборот. Но служанка, которая сейчас двигалась между нами, невольно замершими и даже задержавшими дыхание, была бы признана красивой на любом материке. И если бы она жила в эпоху Рубенса с её пышнотелыми традициями и повальным увлечением мужчин впечатляющими формами, она бы все равно была возведена на пьедестал. И если бы она попала в Африку, где красивыми среди некоторых племен считаются, например, женщины с длиннющими шеями или с нижней губой, наподобие чайного блюдца, она бы и тут вызвала восторг. И даже если бы она стояла рядом с Мэрилин Монро в тот момент, когда несравненная блондинка позволяет порыву воздуха фривольно приподнять ей платье, черкешенка переключила бы внимание на себя.
Служанку без какой-либо натяжки можно было назвать Богиней гор. Все в ней было прекрасно — и глаза, и лицо, и пропорции тела, и грация, и манера двигаться, лишенная намека на наивное кокетство, которым грешили местные девушки. Любой эпитет, каким бы чрезмерным он не казался, ей подходил сполна.
Она прекрасно осознавала свою божественность: постоянный восторг, восхищение, замирание, сопровождающее каждое её появление среди мужчин. А в ответ превращалась в изваяние из мрамора. В Снежную королеву.
И в этом, как ни странно, лично я видел единственный ее изъян. Будто она потеряла немаловажную составляющую безупречной красавицы — обаяние мягкости, трепетной нежности, теплоты.
Возможно, я был не прав. Может сейчас она выйдет из комнаты, окажется в кругу подружек, сбросит это надменную и ледяную маску, засмеётся радостная от того, что опять взрослые мужчины при виде её затаили дыхание, замерли с отвисшими челюстями. «Вы видели? Видели?» — будет она повторять, смеясь. А потом спародирует кого-то из нас, чем вызовет смех подружек. И сама, чуть подержав это выражение лица с раскрытым ртом и глазами навыкате, сбросит его и опять засмеётся долгим и чистым смехом. Может быть. И было бы лучше, чтобы так и было. Чтобы она при всей своей неповторимой красоте, оказалась еще и живой, обаятельной девушкой.
«Зато, теперь я окончательно понял Торнау, — подумал я, не сводя глаз с черкешенки. — Его восторги. И, все равно: предложи мне сейчас выбор между нею и Маликой, я бы не раздумывая выбрал свою Царицу!»
Служанка, наконец, вышла из комнаты. Наваждение, охватившее нас, растаяло. Все разом выдохнули. Мы переглянулись со Спенсером. Будто сказали друг другу: «Ты это видел? Видел⁈»
… Бейзруко предложил нам пару дней отдохнуть, а потом выдвинуться в военный лагерь. Там в данную минуту находился Хаджуко Мансур и планировался военный совет князей черкесской конфедерации. Ожидались выборы военного вождя и определение ближайшей стратегии войны с русскими. Союз черкесских племён был добровольным. Каждый вождь был волен сам решать, как участвовать в борьбе. Лишь после клятвы, данной сообща, можно было говорить о совместном действии. Так, вожди поклялись несколько лет назад, что не сложат оружия, пока не изгонят русских со своей территории.
Спенсер потратил дни отдыха на этнографические изыскания. Следовало признать: его дух первооткрывателя и ученого был не слабее азарта разведчика. Он расспрашивал всех подряд обо всем, что попадалось на глаза. Натан всюду его сопровождал. Он был явно не в восторге от энтузиазма своего потенциального спасителя.
Я же сдружился с Бейзруко. Мы учили друг друга языкам: он меня — адыгейскому, я его — турецкому. Молодой князь планировал через несколько недель сушей отправиться в Стамбул через границу в Грузии. Чем его не устраивал морской путь, я не понимал.
Еще я выпросил у темиргоевца несколько уроков владения саблей и кинжалом. Он не отказал. Но посмеивался над моими потугами. Требовались годы, чтобы овладеть искусством боя на саблях. С кинжалом было все попроще, не считая навыка его метания.