— Сколько раз я точно также отжимал «торговца» к берегу! — вздохнул Абдель. — А сейчас оказался на его месте. Этот русский — хорош!
— Его зовут Путятин. Он выиграл гонку с английским фрегатом в Пирее, — зачем-то выдал я информацию, совершенно бесполезную в нашем положении. Поэтому добавил более существенное. — У него 22 орудия, 180 человек экипажа.
— Мои четыре шестифунтовки его даже не пощекочут, — грустно признался капитан. — Их можно, конечно, перетащить на корму и применить как ретирадные, но что от них толку…
— Почему мы не можем укрыться на берегу? — спросил Спенсер. — Мы уже миновали Пшаду?
— Наивно предполагать, что черкесы все время сидят и поджидают торговцев. Нужно дождаться ночи и кострового сигнала. А так… Нырни я в любую бухту — и ваш Путятин сразу вцепится мне в загривок. Но, как крайний случай, нельзя исключать вариант, что придется выброситься на берег.
Абдель тяжело вздохнул и покачал головой. Перспектива потери корабля его не вдохновляла. Он отдал команду к новому повороту. Бригантина отвалила от берега и снова устремилась в открытое море. Корвет тут же распустил паруса.
Нас постепенно догоняли. Двухмачтовый «разбойник»[1] с его разномастной парусной оснасткой уступал «Ифигении». Ее далеко выступающие за борт паруса несли ее подобно крыльям. Привычная глазу картина! Сколько раз я смотрел с кормы «Петра Великого» на корвет, идущий следом! Путятин в штиль распускал все паруса на просушку, и эта красивая картина сподвигла художника из числа пассажиров сделать карандашный набросок…
Теперь красоту сменила угроза. Корвет нацелился обойти нас справа. Летели часы, расстояние между кораблями неумолимо сокращалось.
— Капитан! С корвета передают сигнал: «спустить паруса!».
— Пусть в жопу идут со своим семафором!
Русские, словно услышав ответ, выстрелили из погонной пушки. Прямо в кильватерной струе нашего корабля взметнулся фонтан. Выстрелило второе орудие. Ядро скользнуло мимо нашего правого борта, врезалось в воду в районе бака, окатив брызгами носовую фигуру.
Абдель встал к штурвалу спиной к палубе. Он внимательно наблюдал, как наводят орудия на корвете. Рядом встал матрос, чтобы громким криком дублировать команды капитана.
Новый выстрел, причем сдвоенный. Но Абдель был начеку. Он, как по наитию, сдвинул бригантину со старого курса, и ядра вспенили воду метрах в десяти от правого борта.
— Давайте, давайте… Кормите чугуном Черное море! — довольный и скалящий зубы в страшной улыбке Абдель выкрикивал в сторону корвета.
Он оглянулся.
— Они хотят насадить меня на мыс Адлер, как на шампур!
«Ифигения» начала уклонение, чтобы обойти нас справа. Прежде чем бригантина попала в мертвую зону между погонными и бортовыми пушками, ее «угостили» последним залпом с носа корвета. Этот выстрел оказался роковым. Ядро врезалось в высокий фальшборт, служивший неплохой защитой от ветра рулевому, проделало в нем дыру, разорвало в клочья грот и срезало, как ножом, ванты и растяжки грот-мачты по левому борту.
Нас окатило градом щепок. Одна — похожая на черкесский кинжал — вонзилась в матроса, передававшего экипажу команды капитана. Она сбила его с ног. Кровь обагрила шканцы.
Остатки грота заполоскали в воздухе. Корабль потащило вправо. Мачта стонала, как живая. Матросы, не дожидаясь приказа, бросились сращивать поврежденный такелаж, громко топая босыми ногами по палубе.
Абделя не даром называли лучшим капитаном Трабзона. Он тут же просчитал ситуацию и закрутил штурвалом, гаркнув на рулевого, чтобы не мешал. Корабль, как на пятке, резко развернулся и устремился навстречу «Ифигении».
— Что вы творите⁈ — заорал бледный Спенсер, избавляясь от занозы размером с палец, торчащей из плеча. — Нас расстреляют бортовым залпом!
— Русские изготовились с левого борта! Не успеют зарядить орудия правого! — проорал в ответ Абдель.
Он сцепил зубы, твердой рукой направляя корабль к возможной погибели. На виске пульсировала жилка, шрам на загорелом лице побелел.
— Коста! Спрячьтесь за фальшбортом! Ни к чему выдавать наше присутствие на корабле! — Спенсер пригнулся.
Я последовал его примеру. Мыслил он верно: мы должны были пройти мимо корвета на расстоянии пистолетного выстрела, и нас без труда могли рассмотреть с палубы корвета. Но какой смысл прятаться? Быть может, мы доживали последние минуты — если не на этом свете, то на свободе…