… На встречу с карачаевской принцессой тронулись в путь спозаранку. Нашу компанию составили молодой князь Курчок-Али, младший сын Гассан-бея, в обязанности которого входило встретить княжну на границе с Абхазией, четверо узденей-убыхов и сразу не глянувшийся мне проводник. Этот плотный абадзин, откликавшийся на имя Софыдж, раньше был абреком, но покончил с разбойничьим ремеслом и теперь присматривал за вьючными лошадями. Один из узденей постоянно выезжал вперед и в опасных местах громко кричал о том, что едет князь Курчок-Али. Это был единственный способ предотвратить роковой выстрел из засады. Места тут были неспокойные.
На узкой лесной тропе, выстроившись в колонну по одному, мы столкнулись со спускавшимся одиноким всадником. Он никак не желал освободить проезд. Правило — уступает дорогу тот, кто сверху, принятое у автомобилистов — в этом мире еще не прижилось. Действовало правило, кто сильнее, тот и прав. Ехавший первым убых столкнул мордами лошадей, напирая. Схватил за уздечку коня нахала и что-то ему грозно втолковывал. Остальные похватали свои пистолеты, щелкая взводимыми курками.
Кое-как сдав назад, пришелец злобно смотрел, как мы проезжаем мимо.
— Это человек из Псхо, — пояснил мне юный князь. — Уверен, он пересчитал все ремешки на наших лошадях. Парни из этого аула вечно присматривают где-что украсть!
— Псхо?
— Медовей!
Я обернулся к нахалу.
— Передай привет Маршанию!
Медовеевец нахмурился еще больше, потом лицо его разгладилось, его озарила догадка.
— Урум? — я кивнул. — Доброго пути, заговоренный!
Он приветливо помахал мне рукой. Курчок-Али не скрыл своего удивления, но расспрашивать не стал. Дорога была непростой, не стоило отвлекаться.
Нам предстояло проделать еще около восьми миль, чтобы перебраться через горную гряду, нависающую над рекой Бзыбь. Далее, речной долиной — где по суше, а где и по воде — добраться до первого аула на границе с внутренними районами Абхазии.
Расстояние было небольшим, но дорога предстояла трудная. На многих участках приходилось спешиваться и вести коней в поводу. Их копыта скользили на мокрых камнях и склизкой сырой траве. Приходилось не ехать на лошади, а тащить ее за собой. Или то и дело пересекать реку по колено в воде, чтобы обойти преграждавшие прямой путь камни, которые притащили с верховьев бурные потоки — неизбежные спутники ливней в горах.
Единственной наградой за тяжкий путь стал восхитительный вид на Бзыбь, открывшийся с гребня. Длинная извилистая голубая лента с быстро несущейся ледяной водой петляла между зеленых склонов.
За одним из поворотов реки притаился убыхский аул. О его близости свидетельствовали дымки от домашнего очага, поднимавшиеся над лесом. Сами жилища были хорошо замаскированы среди деревьев. Нас здесь ждали.
Хозяин проводил нас в большую темную кунацкую, собрал оружие и отнес в дом. Я напрягся.
— Когда так делают, это значит одно из двух: или хозяин берет на себя всю ответственность за нашу безопасность, или очень не доверяет, — объяснил мне князь, единственный, кроме Софыджа, знавший турецкий.
— И какой вариант на этот раз?
— Кто может знать до конца, что на сердце горца? — рассмеялся Курчок-Али.
Подали обед: говяжий бульон в ковшах, отварную и жареную с медом баранину, тушеных кур с подливкой из красного перца, рассыпное просо со сметаной, каймак из буйволиного молока, сладкие пирожки и еще десяток блюд. За маленькие столы усадили не всех. Софыдж, приехавшие до нас гости и уважаемые люди из аула должны были есть после нас. Остатки выносили во двор, где их разбирали домочадцы и рабы. Хозяин к еде не прикасался. Стоял в дверях, следя, чтобы у гостей все было хорошо.
Улеглись спать, подложив под голову седла. Сразу заснули мертвецким сном на тощих циновках.
Разбудили нас громкие крики. К кунацкой сбегались люди в большом числе с непонятными намерениями.
Оружия нам еще не вернули. Мы схватились за кинжалы, сбившись в кучу у двери. Просто так сдаваться мы не собирались.
— Софыдж, ты здесь? — крикнул молодой князь.
— Здесь, здесь, куда ж я денусь? — отозвался проводник.
— Ты ничего не натворил?
Хорошее дело: нам дали проводника, которому даже свои не доверяют.
— Ничего, ничего я не натворил. Из гостевого дома ни ногой!
— Уверен? — настойчиво выпытывал Курчок-Али.
— Аллахом клянусь!
— Тогда пойду выяснять, в чем дело!
Князь тяжело вздохнул и шагнул за порог. Рука его лежала на рукояти кинжала.