Да-да, дамы были вооружены кинжалами и пистолетами, несмотря на сильный эскорт из двадцати воинов. Видимо, слишком заметна была эта группа на зеленых склонах из-за огромного красного с золотой вышивкой черпака на лошади княжны, свисавшего почти до земли. Их ждало черкесское Причерноморье — земля вечной войны, суровых нравов и людей, для которых разбой был смыслом жизни. Где, если привлекаешь внимание, будь готов за это ответить.
Мы со Спенсером остановились в стороне, чтобы не мешать церемонии встречи. Там было на что посмотреть. Перед нами был разыгран настоящий спектакль в стиле рыцарских романов.
Курчок-Али проявил себя как любезный и галантный кавалер. Сперва он подъехал осторожным шагом к княжне, изо всех сил изображая предупредительность и стремление не напугать ее лошадь. Вряд ли, подобное было возможно, но юный князь — изобразил.
Он слез с коня и произнес длинную речь на карачаевском языке. Я удивился: это наречие мне было в основных чертах понятно.
— Коста! — замерев от восторга, тихо произнес Спенсер. — Мы видим картину, будто попали в театр с лучшими в мире декорациями!
— Князь великолепен в своей черкеске. Она будто создана для такого случая, — не мог я не согласиться.
— Да! Тысячу раз — да! Признаюсь, элегантность этого костюма смотрится странно посреди жаркой сечи! Но сейчас черкеска — более чем к месту. Она напоминает мне сейчас наряды кавалеров галантной эпохи. Так и ждешь момента, когда главный герой преклонит колено перед прекрасной дамой и протянет ей свой меч на открытых ладонях! И попросит платок прекрасной дамы!
— Эдмонд! Ты не улавливаешь одну черкесскую черту!
— Какую же, мой друг? — спросил Спенсер, с добродушной иронией, свойственной обращению учителя к ученику.
— Свойственный черкесскому витязю артистизм! Потом тебе объясню. Дай послушать.
Князь прославил красоту принцессы, сравнив ее глаза с драгоценными алмазами, воздал должное добродетели, мужеству и храбрости жениха, а также плодородию края, который ждал невесту. Курчок-Али вынул из ножен свою саблю и направил поочередно ее острие на все четыре стороны света. Он поклялся в присутствии множества свидетелей не щадить своей жизни для защиты княжны и доставить ее в целости в дом Гассан-бея.
После этих слов раздались радостные крики всех участников встречи, и обе группы смешались. Дворяне-убыхи в блестящих шлемах тут же принялись расточать комплименты дамам, чьи миловидные лица не скрывали прозрачные накидки. Рыцари хвалили их теплые накидки из русского меха. Видимо, в горах, с которых спустился свадебный поезд, было уже холодно.
Мы приходили в себя, не в силах обсуждать яркое зрелище, свидетелями которого стали. Не знаю, как Эдмонд, но я словно выпил чашу с живительной водой. Конечно, она не смыла всю кровь и жестокость последнего месяца. Но как антидепрессант недолгого действия точно сработала! Если бы не кислая рожа Софыджа, все было бы прекрасно.
Пришла пора прощаться. Наш путь лежал в Карачай к подножию Эльбруса и далее через Главный Кавказский Хребет. Мне категорически не нравился наш проводник, но я не смог бы объяснить князю, в чем загвоздка. Хотел заставить Софыджа перед всеми поклясться, что не сделает нам зла. Но постеснялся. Не хотел прослыть трусом, боящимся без няньки отправляться в горы. Посему я лишь поблагодарил князя за помощь и пожелал безопасной дороги. Спенсер был более многоречив, но сказал примерно то же самое. Мы расстались.
Сперва дорога трудностей не вызывала. Наша уменьшившаяся до трех человек группа двинулась через расселину в холмах — через пересохшее русло древней реки, которое, подобно дороге, плавно поднималось все выше и выше. Кони уверенно держали темп, легко справляясь с мелкой каменной крошкой под копытами.
Поднялись на обширное плато и устремились в направлении снежных пиков. Эльбрус сверкал на солнце яркой звездой на голубом фоне. Погода нам благоволила.
— Что думаешь насчет карачаевцев? — спросил я Софыджа, чтобы как-то растопить лёд недоверия между нами. Я чувствовал, что он взаимный.
— Что о них думать? — пренебрежительно отозвался проводник. — Мы их зовем черные татары. Платят нам дань. Слабаки!
— Они мусульмане? Женщины, смотрю, лиц не прячут.
— Вроде, мусульмане. Мне без разницы…
Разговор увял сам собой. Чувствовалось, что наш проводник не горит желанием его продолжать. От него веяло непонятной угрозой — усилившейся, когда мы остались втроем. Я незаметно поправил рукоять пистолета в седельной кобуре, раздумывая не переместить ли его за пояс.