— Давай! — приказал я Софыджу.
— Почему я⁈ — вызверился проводник.
— Делай свою работу, абрек! — я наехал на его коня, твердо глядя в глаза. Рука опустилась на рукоять револьвера.
— Чертовы урумы! А этот самый бешеный! — ругался Софыдж, заводя свою лошадь в воду. — Чуть что, за пистолет хватается.
Катер не шелохнулся, пока проводник пересекал реку, придерживаясь за веревку, натянутую между двух берегов. Миновал стремнину, ног не замочив. Ловко задрал их на седло в самом глубоком месте. Но все равно был недоволен.
— Катера к седлу привяжи и веревку! — закричал пастух.
Софыдж неохотно повиновался.
Пришла очередь Спенсера. Он взял в руку поводья вьючной лошади и конной парой в колонну отправился в воду. Переправился легко, только ноги в ледяной воде искупал. Ему не удалось их поджать в глубоком месте, как сделал Софыдж. Я и не пытался проделать такой трюк. Не с моими навыками держаться в седле. Мне еще до наездника в цирке — как до Пекина раком. Хорошо хоть переправился на другой берег, не шлепнувшись в воду.
— Я не понимаю! — жалобно простонал Спенсер, стуча зубами от холода. — Клапрот в своей книге писал о сорокакилометровой долине с речушкой Теберда[3], вдоль которой можно проникнуть в Сванетию из Карачая.
— Как можно перейти Главный Кавказский Хребет, минуя перевалы? Взгляни, Эдмонд! Мы у подножия Эльбруса!
На скалах мелькнуло и пропало стадо горных козлов с длинной шерстью, ногами как у оленей и изогнутыми рогами. Спенсер назвал их «каменными козлами». Странное название!
Англичанин выглядел не воодушевлённым, а испуганным и уставшим. Его не радовали ни суровая красота скал, ни близость величественного Эльбруса с его двойным пиком, возвышавшимся над всей цепью гор. Предстоящее конное восхождение его пугало. Еще эти палки с железными наконечниками. Вымокшие ноги. И ненадежный проводник, испуганно косящийся на мои револьверы. Есть отчего прийти в отчаяние!
— Едем! — скомандовал я, помахав на прощание пастуху.
Он не торопился. Аккуратно вытягивал, скручивая в кольцо, отвязанную Софыджем веревку. Бесстрастно смотрел нам вслед, словно прикидывал: достанется ему штуцер Спенсера или нет через недельку-другую. Вдруг мы погибнем под камнепадом?
Мы надели, чтобы согреться, свои красные накидки на меху и тронулись в путь по каменным осыпям. По сторонам не глазели. Языки первых ледников никого не возбудили. Террасы сменяли одна другую. Нас окружало безмолвие. Утих даже ветер.
Вдруг тишину разорвал непонятный шум наверху. И тут же возле нас раздался громкий треск. Нас в одно мгновение поглотила белая мгла.
[1] У карачаевцев существует сложная процедура разделки и подачи мяса барашка. Оно делится на мужскую и женскую доли.
[2] Авторы впервые не уверены, что не вводят читателей в заблуждение. Описывая свой поход через горы в 1834 г., Ф. Ф. Торнау называл «катером» лошадь своего проводника, которая была приспособлена для поездок по крутым горным тропам и снежной целине. Предполагаем, что речь шла о карачаевской горной породе.
[3] Г.-Ю. Клапрот, действительно, писал, ссылаясь на труды предшественников, об этой долине, называя ее Куманскими воротами. Она, по его словам, располагалась между Эльбрусом и горой Джумантай.
Глава 16
Рождение Зелим-бея
В нескольких десятках метров от нас с вершины нависавшей над каменной осыпью скалы сорвалась часть снежной шапки. Слава Богу, не лавина. Но и этой кучи льда нам бы хватило за глаза. Мы избежали смертельной опасности.
Лошади тоже так считали. Они били копытами, хрипели, пятились назад. Даже привыкший к горам катер был возбужден и мотал головой, будто говорил: нет, дальше не пойду. Стоило немалых трудов успокоить коней.
— Это знак! — закричал Софыдж.
— Не ори! — я цыкнул на него, делая страшные глаза. — В горах нельзя кричать!
— Я не поеду дальше! Боги нас предупредили! — продолжил напряженным шепотом наш проводник. Абадзинец был перепуган не на шутку.
— Что он говорит? — так же шёпотом спросил Спенсер, наглаживая своего коня по шее. Видимо, вспомнил уроки тестя Аслан-Гирея.
— Не хочет ехать дальше! Испугался!
— Предложи ему золото! Без проводника мы пропали!
Я попробовал обойтись без этого. Напомнил Софыджу про обещание нас доставить до Сванетии, данное Гассан-бею. Прямо обвинил его в трусости, хотя, во избежание конфликта, не стал называть его женщиной. Но абадзинец был неумолим. Лишь хмыкнул на слова о будущей мести адлеровского князя.
— Черкесия большая! Перезимую на побережье рядом с русскими, а потом на Кубань подамся!