Куда же деваться? Выходит, что некуда. Выходит, что я положусь на авось? Нет! Тут не авось! Тут удивительная женщина! Еще одна, вызвавшая такой восторг у меня. Но, в отличие от Малики, восторг целомудренный. Кинша не сдаст! А пытать её, конечно, не будут. А на Никола она, когда русские уйдут не солоно хлебавши, цыкнет! Шайтана он, быть может, и обманет, но не собственную жену! Может и по голове его дурной настучать! И Никол тут же — лапки кверху! Он её боготворит!
«Еще поэтому все тебе прощаю, армянин Никола! Это я уже говорил! И, кроме того, если я сейчас еще раз дёрну Спенсера остановкой и сменой маршрута, то он не удержится, и настучит уже мне по башке!»
Я улыбнулся. Забавное существо человек. Ситуация на грани. Есть много доводов за и против. И самый ничтожный из них — как бы лишний раз не побеспокоить друга — явился решающим в выборе. Хотя, всего лишь — оправдание. Я ответственен за решение и выбор. Мне и отвечать. Так что, едем в Вани!
Посмотрел на Спенсера.
— Эдмонд?
— Почему ты меня привязал к лошади? — говорил с одышкой.
— Не нужно было?
Странный вопрос! Если бы я не придерживал его, мог бы и свалиться, так его, бедного, мотало в седле. Спенсер вздохнул. Понимал, что сейчас меня не обманет. Храбриться не имело смысла. Был плох. Очень слаб. Еле держался.
— Куда мы, Коста?
— Помнишь нашу экскурсию в грузинский дворик в Стамбуле?
Заходил так издалека, надеясь, что приятные воспоминания сейчас хоть как-то его поддержат, впрыснут в кровь дозу положительных эмоций, выгадают несколько минут, удерживая его сознание. Несколько минут! Мне теперь каждая секунда была дорога!
Я не ошибся. Спенсер расплылся в улыбке.
— Как же можно забыть такое⁈ Шутишь?
— Да! Такое не забудешь! Ты бы видел своё лицо, когда тебе подносили рог!
Смеясь, я объехал Эдмонда с левой стороны. Перехватил поводья своей лошади больной левой рукой, правой стал удерживать Эдмонда за его руку. Я понимал, рано или поздно, Спенсер впадёт в забытье. По щелчку! Как тогда на празднике, который мы сейчас вспоминали. Тот щелчок я тоже ждал. Но упустил. И Эдмонд из пьяного состояния перешел в невменяемое. Но, в отличие от того дня, повторного щелчка и его чудесного и так меня удивившего возвращения в нормальное состояние сегодня ждать не стоило. Не будет. Да, англосаксы умеют собраться и за мгновение «восстать» из пьяных! Не спорю! Снимаю шляпу! Но из такого состояния это никому не под силу.
Спенсер захохотал.
— Да, да, да! Представляю!
Заметил мои действия. Кинул взгляд на мою руку, теперь крепко удерживающую его.
— Всё так плохо? — усмехнулся. Даже в лунном свете был виден лихорадочный блеск его глаз.
— Бывало и хуже, друг! Ничего! Справимся!
— А ты помнишь своё лицо, когда я произносил тост?
— Грешен! Грешен! — я тоже рассмеялся.
— Признайся, ты был уверен, что я сейчас начну читать какой-нибудь сонет Шекспира, полагаясь на то, что ты за меня скажешь все необходимые слова!
— Не сонет! Конечно же, я ждал «Быть или не быть…»!
— О, да! Тогда это было более уместно! Согласен!
— «Потому что теперь я обязательно должен посетить Грузию! Я должен увидеть ту благословенную землю, которая являет миру таких прекрасных людей, как вы!» — я с максимальным гротеском изобразил Спенсера, вспомнив его тост.
— Коста, Коста! — Эдмонд опять рассмеялся.
— Вот и посетил! Не жалеешь теперь?
— Нет!
— Даже сейчас?
— Ты же знаешь моё главное качество?
— Тщеславие? Гордыня? Желание простереть английскую руку над Кавказом, над всем миром?
— Тщеславие, конечно! Люди в большинстве своём — страшные эгоисты. Нет! Я люблю Англию! Мне нравится её мощь! Я хочу, чтобы её влияние… — Эдмонд не стал продолжать, понимая, что и все так ясно. — Но, по большому счёту, это еще и оправдание моего тщеславия. Чего страстно хочет подавляющее большинство людей, в особенности, мужчин?
— Быть в чём-то первыми! — не раздумывая ответил я.
— Ну, конечно! Конечно! — Спенсер усмехнулся. — Я такой же, как все. Хотел быть первым. Поэтому — не жалею.
Я кивнул. Согласился не из вежливости. Сам так думал. И про мощь империи, и про первенство. Мне всегда нравилась империя под названием СССР. И, хотя я понимал все её недочёты, горько сожалел, когда союз развалился. И всегда считал Германа Титова самым несчастным человеком на Земле. Из-за намертво приклеившегося к нему звания «Космонавт №2»!