— Представляла ли научная работа Рыбакова или материалы исследовательского института, к которым он мог иметь доступ, какой-либо интерес для зарубежной разведки?
Ответ был отрицательный:
— Ни в какой мере. В этой области мы скорее отстаем от западных стран и могли бы кое-чему поучиться у них. Да и вообще наш институт занимается разработкой самых мирных хозяйственных вопросов.
Проводив работников института, Андреев еще некоторое время посидел один, обдумывая, как ему вести беседу с Рыбаковым-старшим. Наконец, Савченко пригласил Рыбакова.
Сын, видимо, был мало похож на отца. С фотокарточки на Андреева смотрело худощавое лицо с высоким лбом. А в кабинете перед ним стоял скуластый невысокий человек с седыми поредевшими висками. Но все же в прищуре глаз, в форме сжатого рта было что-то общее.
— Садитесь, пожалуйста, Артемий Максимович, — пригласил Андреев.
Рыбаков, поблагодарив, опустился на стул и положил на колени кепку. Эта кепка немодного фасона, какие обычно издавна носили старые кадровые рабочие, почему-то растрогала Андреева.
Как прискорбно, что сейчас ему придется обрушить на этого немолодого спокойного, человека страшную весть.
— Вы, кажется, на фабрике Гознак работаете?
— Да, — кивнул Рыбаков, — в печатном цехе.
— И давно?
— Да уж на пятый десяток пошло, — чуть улыбнувшись и вздохнув, сказал Рыбаков. — Аккурат перед самой революцией я туда поступил. Полы подметал. А потом настало время, пришлось, прямо можно сказать, на ходу все осваивать. Так одно за другим и превзошел. Вот и работаю. Мне давно время на пенсию вышло. Мои дружки, с кем начинал, уже внучат нянчат. А я все еще колесо кручу. Никак не решусь в старики записаться.
— Это хорошо, — сказал Андреев, продолжая рассматривать Рыбакова. Как сообщить этому человеку о том, что произошло с сыном? Чем будет для него неожиданное известие? — Ну, а сын ваш? — осторожно начал Андреев.
— Сын? — На губах Рыбакова мелькнула довольная улыбка. — Вы хотите спросить, не пошел ли сын по моему пути? Нет, он у меня еще с детства к наукам потянулся. В школе учился — учителя хвалили, способный. Он десять классов с медалью кончил. И в институте первый был. Химия его интересовала. Вот и добился. В научном институте работает. Ученым хочет стать. Вроде и неудобно о своем сыне так говорить, но скажу: большому кораблю — большое плавание. На хорошем счету он. А сейчас вот путешествует. Поехал туристом разные страны посмотреть. Что ж, это хорошо. Отчего молодому не посмотреть. Ну, а вы меня, товарищ Андреев, зачем вызывали? Чем могу служить?
— Я вызвал вас, Артемий Максимович, из-за сына. — Андреев словно через силу выговорил эти слова.
— Из-за сына? С ним что-нибудь случилось? — Старик, сжав в руках свою кепку, приподнялся со стула. — Какое-нибудь несчастье? Да говорите же, не томите!
— Ваш сын, находясь в Стамбуле, заявил, что он не желает возвращаться на Родину.
— Не желает? Как это не желает? — переспросил Рыбаков. — Что же он там у турок будет делать?
— Это нам пока неизвестно. Я и пригласил вас, чтобы вы нам помогли понять, чем мог быть вызван такой поступок.
— Извините меня, но тут что-то не так. Вы его с кем-то спутали, товарищ, — он приложил руку ко лбу, в волнении забыв фамилию Андреева. — Вы спутали и, не разобравшись, говорите мне такое о моем сыне. Я просто не знаю, как это можно.
Это был очень тяжелый разговор. Андреев теперь был убежден — отец ничего не знал о предполагаемом побеге. Рыбаков долго не хотел верить тому, что услышал, и даже, когда Андреев показал ему радиограмму администрации теплохода, старик твердил, что произошла ошибка. Может, какой другой Рыбаков. Мало ли однофамильцев. Вот и спутали. Это бывает. И не так ошибались. А чтобы его Олег такое совершил! Да он голову готов отдать в заклад. Андрееву пришлось долго убеждать старика: все проверено абсолютно точно. На теплоходе был только один Олег Рыбаков. Олег Артемьевич, двадцати шести лет, сотрудник научно-исследовательского института.
— Он самый, — кивнул Артемий Максимович.
— Так вот, работники советского посольства сообщают, что Олег Рыбаков лично заявил о своем желании остаться на чужом берегу.
Только теперь старик перестал спорить. Откинувшись на спинку стула, он сидел, опустив голову, как человек, на которого внезапно обрушилось несчастье. Через силу, но, по-видимому, вполне откровенно отвечал на вопросы Андреева, рассказывая о том, как рос Олег, чем увлекался. И опять Андреев не мог найти ничего такого, что могло бы хоть как-то помочь следствию. Олег с детства увлекался науками. И это увлечение, на которое он тратил почти все свободное время, даже немного отдаляло его от товарищей. Во всяком случае, друзей настоящих у него было мало.