Тетушка Марта после ухода хозяйки подошла к двери спальни Клауса и, опустившись на колено, заглянула в замочную скважину. Отто Клаус лежал на диване, и тетушке Марте был виден только его нос и кусок подбородка, но если бы ее спросили, она, всплескивая руками, могла бы поклясться, что герр Клаус сильно сдал за эту ночь. Глаза впали, лицо, как у покойника, и сам лежит и только жалобно стонет из последних сил. Тетушка Марта, осмелев, открыла было дверь в кабинет и спросила больного, не нужно ли ему чего, но он только сердито махнул рукой, и она, втянув обратно голову, снова закрыла дверь.
Видно, фрау Клаус быстро добежала до больницы и хорошенько попросила доктора, потому что тетушка Марта не успела еще как следует продумать, что она будет рассказывать соседкам о болезни Отто Клауса и его страданиях, о трогательной заботе его молодой жены, как к дому подъехала машина. Из нее вышел доктор с фрау Клаус. Это был мужчина средних лет, весьма почтенный, в очках и с громким голосом. Едва войдя в дом, он потребовал, чтобы ему дали помыть руки, и потом вошел к больному. Тетушка Марта и сама фрау Клаус ожидали его в столовой. Фрау велела сварить кофе — может быть, доктор захочет выпить чашечку. Но доктор не стал пить кофе. Он вышел из спальни быстрыми шагами и спросил, где телефон. Марта проводила его в соседнюю комнату. Фрау Клаус хотела было зайти к мужу, но доктор не велел входить к нему.
— Это что-нибудь заразное, — прошептала тетушка Марта. — Уж я знаю, вот так и в двадцатом году, когда свирепствовала инфлюэнца, к одной моей родственнице пришел доктор, и знаете что...
Но тетушка Марта опять не договорила эту старую, но весьма подходящую к случаю историю. Доктор позвонил в свою больницу и велел приготовить для больного отдельную палату, во флигеле с отдельным входом. «Инфекционный, — сказал он по телефону, — да, строгая изоляция».
Больного отвезли на машине в больницу. В квартиру приехали вызванные доктором санитары и чем-то брызгали и дымили так, что потом долго еще стоял приторный запах лекарств.
«Беда приходит, когда ее совсем не ждешь, — говорили в тихих, чистеньких домиках. — Такие приличные люди».
И в самом деле. Жили Клаусы, можно сказать, всем на зависть. Отто Клаус иногда вечерами прогуливался по улице, слегка приподнимая шляпу при встрече со знакомыми. Но больше предпочитал сидеть в кресле у телевизора.
— Ведь ему, кажется, приходилось часто выезжать.
— Совершенно верно. По делам фирмы. Его ценили. Жили супруги тихо. Говорят, он ее очень любил. А уж о фрау Клаус никто плохого слова не скажет. Этой женщине господь всего вдоволь дал — и собой хороша и разумная.
— Да, очень милая. Ну, она не засидится во вдовушках. И к тому же говорят, у нее осталась в банке вполне приличная сумма.
— Как вдовушка? Что вы говорите?
— Помилуйте, а вы не знали?
— Разве Отто Клаус умер?
— Сегодня в три часа. Не помог даже знаменитый доктор и все новейшие средства.
— Ах, какой ужас, какой ужас! Бедная фрау Клаус!
— Завтра утром назначена кремация.
Слухи оказались правильными. Бедный Отто скончался от болезни, носившей весьма грозное название: «вариола вэра» — черная оспа. Эта страшная гостья уже много лет не посещала их городок, да и вообще их страну. Наверное, Отто заразился ею во время поездки на Восток. Были изолированы и сидели в карантине все лица, соприкасавшиеся с больным в последнее время. К счастью, их было немного. Им-то и разрешили, правда, с огромными предосторожностями, присутствовать на кремации покойного.
Итак, не молодой, но еще полный сил мужчина, оставив своей вдове не очень большой, но вполне приличный капитал, лежал в закрытом гробу. Кроме молодой вдовы, тетушки Марты и еще двух-трех людей, общавшихся с покойным, на кремации присутствовал также новый доктор. Он, видимо, испытывал неприятное для врача чувство профессиональной беспомощности, теперь трогательно поддерживал под локоть вдову.
Невидимый оркестр играл реквием. Бледный свет проникал сквозь узкие сводчатые окна в высоком куполе зала, где происходило последнее прощание. Живые цветы, поставленные у изголовья умершего и брошенные у его ног, уже немного привяли. Музыка понемногу стихала и уводила все дальше и дальше в повитую туманом страну вечного покоя, где нет ни страданий, ни страстей, где ждет безмолвие и сладкий сон. Еще немного — и гроб плавно опустится вниз, навсегда скрывшись от глаз стоявших по эту сторону роковой черты.
Во избежание распространения инфекции врач не разрешил близким проститься с покойником. И только на минуту сам приоткрыл крышку гроба, издали показав умершего. Мелькнули знакомые черты обезображенного болезнью лица Отто Клауса. Покойник лежал на спине, вытянув ноги до упора, руки его были сложены на груди.