Выбрать главу

А агрессивный Финн, что рвался к Ленинграду,

Хотя и прятал в шалаше вождя,

Дешёвый лес вывозит без преграды

И точит финку, чтобы Выборг отобрать.

Медлительный Эстонец переносит

наш памятник. И вместе с Латышом

Безбожною хулою нас поносит.

А ведь без нас ходил бы голышом.

Коварный Белорус, в лицо нам улыбаясь,

За нефть и газ лишь только любит нас.

А сам тихонько с Западом сближаясь,

В предательской ухмылке щурит глаз.

УкрАина – ведь часть родной земли,

И та всё норовит нам жизнь испортить.

Украла деньги, газ, и часть души,

Ту, что зовётся Крымский полуостров.

А с гор летят грузинские орлы

И льют на нас отравленный «Боржоми»...

Эта часть у меня не получалась, и я несколько раз её переделывал, но так и не доделал. То грубо получалось, то не смешно, то и вовсе матерно, поэтому я упустил пару строк и продолжил:

Азербайджан, а с ними и Казах

Хозяйничают в нашем Каспий-море

И за спиною, нашею сплетают,

Грабительские злые договоры.

А Средний Азиат, тот наводнил,

Просторы наши гастробайтной силой.

Тем самым экономику смутил,

И работящий наш народ обидел.

Китаец смотрит косо на Сибирь,

И нам назло рожает миллиарды.

Хоть чайна-тауны возводит на Руси

Сам глотку перегрызть всегда нам рад был.

Жестокий Самурай грозит за острова,

И угрожает сделать харакири.

Забыв, что мы, «Тойоту» возлюбя,

Им в Питере заводы подарили.

И замыкая этот адский круг,

Как не помянуть главного злодея

Что отобрал Аляску, как-то вдруг,

И разоряет долларом людей.

А сколько внутренних ещё у нас врагов:

Педрил, интеллигентов-диссидентов,

Солдатских матерей, шахтёрских вдов,

И «несогласных», и агентов, и адептов.

И нашей армии работа предстоит,

Такая, что всегда была под силу

Героев миллионы положить,

Но возродить Великую Россию!

Уж не помню под влиянием чего, я написал это в своё время. И не знаю, с чего вдруг решил именно это прочитать. Ну, прочитал то, что есть. Что счёл подходящим сегодня. Я ведь не напрашивался, они сами пристали с этими стихами. А другие, я не мог читать, у меня там больше лирика, там совсем детям нельзя.

И что, интересно, пока я не произнес стихотворения вслух, мне казалось, что стих очень подходит. Я был захвачен идеей прочитать именно это, а теперь прочитав и обессиленно глядя по сторонам, понимал, что совсем это не к месту, тут. Особенно тут. Стало вдруг нестерпимо стыдно, как если бы я стоял без штанов вот так тут перед всеми.

Но было поздно. Оставалось уповать на то, что никто не слушал внимательно. Правда, про педрил - это, наверное, сложно не услышать. Про педрил это я зря.

В президиуме лишь директриса внимательно и серьёзно смотрела на меня, остальные, сидели опустив глаза в стол. Зал похлопал. Сидящие в президиуме тоже. Только директриса не хлопала, а внимательно продолжала смотреть на меня.

Я улыбнулся и сел.

После меня выступил трудовик, говорил о трудовом воспитании и морально - политических качествах, которые надо воспитывать.

Когда всё закончилось, все встали, я попрощался со всеми, но директриса не ответила на мой поклон, а отвернулась и пошла в сторону. Ко мне подошел, какой-то крепкий мужчина, возможно физрук.

Он серьёзно посмотрел на меня и спросил:

-В этом вашем, так сказать, стихотворении, чувствуется какая-то ирония. Вы что-то хотите сказать этим всем?

-Да нет ничего,- машинально парировал я.

-А мне кажется, что хотите как-то посмеяться над святым, для многих. Да ещё тут в присутствии детей. А слово «педрила», оно и вовсе неприемлемо. Это же растление. Да у вас там сквозит разжигание национальной розни. Мне, кажется, вы там спутали и врагов, и друзей.

-Это просто стихотворение. Оно ведь у поэта идёт от сердца. Не от головы.

-Вот я и вижу, что с головой вы не дружите. Такое при детях прочитать. Это позор. Этого мы так не оставим. Ещё вернёмся к этому разговору. Это же был патриотический праздник, а вы устроили такой балаган!

-Патриотизм - последнее пристанище негодяя. Это не я, это Марк Твен сказал – улыбнулся я и повернулся я к нему спиной:

- Всего вам хорошего.

Из толпы выбежал Колька, я взял его за руку, и мы пошли. В планах было отправится в пиццерию.

-Ну, пап, здорово ты выступил.

Я улыбнулся. Я так редко это слышал: «Папа»

Гром грянул через несколько дней. Звонила бывшая.

-Ты что, идиот!? Что ты там за стишки читал при детях? Меня в школу вызвали! Ты совсем сбрендил! Ты знаешь, что теперь Колька из двоек не вылезет. Нам в другую школу придется переводиться, нам теперь жить спокойно не дадут. А обэжэшнику что ты наговорил? Говорит, что ты его обозвал негодяем.