Принц огляделся. Справа была небольшая роща, где они со Слаугом тренировались биться на мечах. Там можно было попытаться скрыться, и если он успеет добраться до неё…
Джулиан побежал к роще, припадая на раненую ногу и кривя лицо от режущей боли. Он понимал, насколько мизерны шансы, и что, скорее всего, придётся достать короткий нож (единственное оружие, которое он всегда носил при себе), вступить в бой и погибнуть, так и не уведя за собой ни одного противника — имперская армия имела вооружение и подготовку получше, чем какой-то там неугодный королю бастард. И эта рощица, как призрачное спасение, маячила впереди, суля несбыточные надежды.
— Какая глупая смерть, — с внезапным спокойствием, поразившим и его самого, произнёс Джулиан, когда больная нога зацепилась за камень, и он упал на колени, раздирая ладони в кровь.
Его тихий голос потонул в криках имперцев. Он был отрезан от рощи и отрезан от крепости.
Джулиан поднялся с земли, вынимая нож.
— Так тому и быть.
***
Без своего защитника, первого принца Эстебальда, которого вовсю отвлекали шпионки Элтыр Дара, Нарчка пала достаточно быстро. Неужели этот идиот понадеялся на двух едва ли половозрелых мальчишек, оставшихся в крепости? Нет, ни один из сыновей короля Риддии пока не преуспел в военном деле, а лишь в одной глупости. Может быть, с дочерьми риддийскому владыке повезло больше, но в этих «цивилизованных» краях, где все величают имперцев варварами, ни одну женщину не допустят до военного дела. Элтыр усмехнулся, поглядывая на дымящуюся крепость издалека. Что ж. Ему, воину Империи, такое положение дел даже на руку. Пускай Риддия притесняет своих женщин, пускай боится магии и отдаёт военные посты своим принцам. Это приведёт её туда, куда приходят в итоге все: в руки «варварской» Империи.
— Господин, — робко позвала Ирина, простая крестьянка из риддийской деревушки. Её бы постигла участь остальных пленных женщин, если бы Элтыр не приметил, как она играючи раскидала тройку его воинов. В бою Ирина была прекрасна, словно богиня, но в обычной жизни едва могла молвить слово при мужчине. — Шестому принцу удалось сбежать в леса, но мы схватили восьмого.
Элтыр закатил глаза.
— Атава, сколько же у него сыновей…
— У Вас тоже много детей, господин. — Ирина покраснела.
— Но они все от разных женщин! — Элтыр весело рассмеялся. — Что за неуважение, заставлять свою жену рожать столько раз!
Ирина пожала плечами, но на её бледных губах появилась скромная улыбка.
— Ладно. Пойдём, посмотрим на этого восьмого. Его уже допросили?
— Да, господин. Я вела допрос.
— От тебя не пахнет кровью.
— Мальчику всего шестнадцать, господин. — Ирина нахмурилась. Она всегда старалась избежать участия в допросах, особенно в допросах своих.
— В шестнадцать я уже два года как воевал, — ответил Элтыр холодно. — Если ты не прекратишь жалеть каждого встречного, то навечно останешься простой шамым.
Ирина склонила голову.
— Я готова помогать Вам хоть всю жизнь. Я не хочу делать карьеру в армии.
Элтыр поморщился. Ох уж эти риддийцы. С неё станется нарочно портить ему допросы, чтобы оставаться простой стражницей при своём командире.
В допросной стоял сырой затхлый запах пыли, крови, копоти, земли и страха. На полу лежало грязное тело и шумно дышало. Восьмого принца всё же неплохо отделали, хотя и, по мнению Элтыр Дара, недостаточно.
Генерал весело усмехнулся, и тело мальчишки зашевелилось, среагировав на звуки чужого голоса.
Когда принц поднял голову, Элтыра словно Гонсар в макушку ударил. Волосы на затылке стали дыбом, как у пса, член налился приятной тяжестью. Элтыр сглотнул вязкую слюну. Глаза, что смотрели на него, были цветом, как небо в пасмурный день, светло-серые, почти голубые, и такие спокойные, что впору было думать: не воины Элтыра пытали мальчишку — это мальчишка пытал воинов.
Это тихое достоинство, эту спокойную уверенность на лице юнца Элтыру захотелось разрезать ударом меча или сломать унижением.
Он сдержал своего зверя, что рвался наружу, желая… убить? Взять? Истерзать?
Элтыр Дар прикипел взглядом к глазам цвета грозы.
— Помой его, — сказал он Ирине холодно и тихо, — и приведи ко мне.
Ирина поглядела на генерала с тревогой.
— А ты, — обратился Элтыр к воительнице, когда они вышли из допросных. — Сколько ударов плетью назначить тебе за неисполнение приказов?
Ирина потупила голову, и Элтыр знал, что не от страха, а от смущения и чувства вины.
— Двадцать, господин, — ответила она, поднимая синие, как два глубоких озера, глаза.
— Так хочешь ходить в моей охране?
— Да, господин.
Элтыр Дар подозвал одного из стражников, охраняющего вход в допросные.
— Двадцать ударов плетью ей. В вечерний обход. Проследи, чтобы не задело лицо и грудь. Отвечаешь своей головой.
Ирина посмотрела на него с преданностью. Всё же риддийцы — странные люди.
***
Несмотря на то, что отец редко уделял Джулиану внимание, он, в отличие от прочих нелюбимых детей, был спокоен и редко перечил воле родителя. Джулиана интересовали книги, физические упражнения и иногда девушки (точнее то, что они прятали под одеждой). Он очень рано понял: чтобы беспрепятственно получать желаемое, нужно вести себя определённым образом. Отец не любил, когда Джулиан попадался ему на глаза — Джулиан мелькал ровно настолько, чтобы про него не забывали. Он понял также, что никакие достижения не помогут добиться расположения короля. Зато расположения первого из принцев добиться было несложно, а наследник престола был почти настолько же влиятелен, как и сам король. Джулиан понимал это, но тянулся к брату всё же по большей части неосознанно. Их разделяла большая разница и в возрасте, и в положении, но интерес был взаимным. Джулиан жил в столице благодаря Эстебальду. Джулиан учился стрелять из лука и драться на мечах благодаря Эстебальду. Джулиан мог брать любые книги благодаря Эстебальду. Эстебальд рассказывал страшные сказки, когда он был ребёнком. Эстебальд учил общаться с девушками, когда Джулиан начал созревать. Эстебальд водил его на рыбалку. Эстебальд был лучшим отцом для Джулиана, чем их настоящий отец. Может быть, причина отчасти заключалась в том, что, сколько бы жён не сменил наследный принц, ни одна из них так и не смогла родить ему ребёнка. И всё же казалось, будущего короля совсем не волнуют ни трон, ни наследники, ни жёны, а лишь одни развлечения, да собственный младший брат. Никто не ведал настоящих причин этой дружбы, но и не задавался вопросом о том, ведь разве странно это, что старший брат взял младшего под своё крыло?
Джулиан нежно любил брата, но всё же не мог не признать, что Эстебальд — человек равнодушный, даже порою жестокий, что он безнадёжный разгульник, и что многие его решения откровенно губительны, как для него самого, так и для близких ему людей. И, разумеется, Джулиан не посмел даже намекнуть старшему, что идти пить бражку в близлежащую деревушку на полторы души с не пойми откуда возникшими девицами лёгкого поведения — так себе идея для того, кто должен вот-вот возглавить сопротивление города перед лицом врага.
Джулиан лишь укоризненно поглядел на брата и ничего не сказал, хотя и понимал, что тот мог бы прислушаться к его словам. Он переложил ответственность. Испугался. И за свою трусость поплатился сполна. Он сам был виноват во всём.
Джулиан повторял это раз за разом. Удар за ударом, пока темноволосый молодой мужчина с раскосыми глазами выбивал из него всю дурь.
Джулиан уже не раз дрался до этого и знал, каково это — получать по почкам, или в солнечное сплетение, или по лицу. Но то были драки. А сейчас — откровенное избиение. Было не столько больно, сколько страшно. И после каждого удара Джулиан мысленно повторял: «я сам виноват». Как ни странно, эти жестокие слова, словно заклинания, успокаивали его сердце.