Смертельно напуганные двуликие плакали и кричали. Некоторые ложились на землю и бессмысленно смотрели в синее небо, так не похожее на их родное. Кто-то злился, кто-то раскаивался, и никто не знал, что делать дальше.
Место, в котором отступники выходили из портала, со всех сторон было зажато холодными, кряжистыми горами. Снежные вершины, словно нимб, окутывал синий туман.
То, что видели вокруг себя переселенцы и, что у тебя, читатель непременно вызвало бы восхищение, двуликие приняли за ад. Выросшие в стране бесконечных садов и лесов, они впервые столкнулись с отдающим холодом горным пейзажем.
Подавленные и замёрзшие люди кое-как устроились в центре долины. Они не смели двигаться с места, им казалось, что ограниченное пространство, обозреваемое с их местоположения, и есть весь мир, к жизни в котором их приговорили.
Каждый день прибывали новые осуждённые, и долина становилась всё тесней. Первоначальная злоба и обида на своих совратителей, теперь сменилась отчаянием от безысходности. Люди не знали, что делать и терпеливо ждали появления Онима и Мидаты.
Выкидышам великого народа в пору было проклинать эту парочку за все беды, выпавшие на их долю. Но двуликие понимали, что без бывшего советника и бывшей жены правителя пропадут в незнакомой стране.
Горе отвергнутых родиной людей состояло ещё и в том, что они потеряли не только силы, делающие их волшебниками, но и красоту, приближавшую их к Богам. Вид двуликих, прошедших воротами портала, стал посредственным и приземлённым. Они превратились в обычных мужчин и женщин, лишь отдалённо напоминающих себя прежних.
Следует заметить, что двуликие потому и назывались двуликими, что, сохраняя в себе человеческое обличье, постепенно приобретали второе лицо — лик богоподобный. Этот лик проявлял себя в минуты вдохновения и радости.
В новом мире двуликие не перестали быть двуликими, но теперь второй образ, выказывающийся во время злобы и тёмных мыслей, пугал самих его обладателей. А кому понравится обнаружить у себя на голове, хоть и аккуратненькие, но всё же рожки или поранить губу о собственные, неожиданно выползшие изо рта, клыки? Отныне двуликим приходилось следить за эмоциями и прятать демонические очертания личности за благопристойной заурядностью основного лица.
Первые переселенцы, уже немного отошедшие от потрясения, успокаивали вновь прибывших, рассказывали им о своих открытиях и непременно спрашивали об Ониме и Мидате, не знает ли кто, когда зачинщики заговора появятся. На что давящиеся стенаниями новички отвечали, что сами бы рады поскорее свернуть шею двум негодяям. Но скоро здравый смысл побеждал, и приходило понимание, что без хитрых предприимчивых Онима и Мидаты остальным двуликим придётся очень нелегко.
Появление Онима необычайно потрясло всех. Никто не ожидал таких разительных изменений в бывшем красавце. Оним, претерпел глобальную трансформацию. Некогда очень привлекательный мужчина вызывал ужас и смятение в душах соотечественников. Некоторые даже не могли на него смотреть. Его лицо стало, как бы поделено на две части огромной, петляющей трещиной. Разлом проходил по диагонали от левого уха мимо правого угла губ и дальше к шее. По разрезу обозревалась не только мясистая внутренность лица, но и кость. Кости расходились и из дыры, образованной ими, был виден свет, казалось, что голова просвечивается насквозь. Кожа, что находилась выше разреза, имела очень смуглый оттенок, в то время как нижняя часть лица удивляла мертвенной бледностью. Над трещиной адским огнём горели зелёные глаза, причём, левый глаз глядел прямо, а правый постоянно закатывался вверх. Как будто бы Оним подозревал угрозу сверху и боялся оставить враждебные небеса без внимания. То, что являла собой вторая сторона личности Онима, не следует и описывать, потому что сам автор повествования потеряет сон, если ещё раз подумает о том, во что превратилось ранее божественное отображение этого оступившегося человека.
В языке местных племён, как неудивительно, существовало слово «оним» и переводилось оно, как «яд».