Показалось, что плечи, при их широте, несколько вяловаты, но это впечатление оказалось обманчивым, когда он привстал с кресла за столом, приветствуя меня.
Я подумала, что, наверное, кое-кто, не рассмотрев Забалуева повнимательнее, велся на этот его подбородок с ямочкой и на мнимую интеллигентность… То есть, возможно, он и был по сути интеллигентом, но вовсе не в том представлении, в каком обычно мы представляем себе интеллигентов: непременно добрыми, умными и… слабыми.
А несоответствие с моим первым впечатлением началось, едва Юрий Иннокентьевич стал со мной разговаривать и выдвигать свои требования.
— Требования? — удивилась я.
— А что вас удивляет? — фыркнул он. — Именно — требования. Раз я плачу деньги, причем немалые, у меня и должны быть требования.
Немалые? Тысяча долларов — немалые? Я слышала, что рекламные статьи в нашей газете стоят на порядок выше. А потом сама же себе и объяснила: это мне редактор дает тысячу. А сколько он берет себе, никто не знает. Кроме, разумеется, Забалуева.
— Кстати, — вдруг спросил он, — а Евгений Ильич Рагозин не ваш родственник?
— Муж, — сказала я, опять напрягаясь. Он не просто так спросил, а с неким подтекстом, как если бы он знал нечто для моего мужа неприятное. Что само собой подразумевалось, о чем знали все, кто занимается тем же самым бизнесом. Неужели Евгений рассказал мне далеко не все о своих неприятностях? — Вы его знаете?
— Пересекались несколько раз, — ответил он с нарочитой беззаботностью. И не стал больше говорить о Жене. Как-то слишком многозначительно. Но я никогда не была ни перестраховщицей, ни истеричкой. Но мужчины — мой, близкий и родной, и этот, чужой, которого впервые в жизни вижу, — отчего-то пытались меня обмануть. Не слишком умело, но начни я докапываться, чего вдруг они передо мной притворяются, могут и послать подальше, сказать что-то вроде: «Молчи, женщина!»
Почему-то сегодня мои мысли упорно шли не в том направлении, в каком им полагалось. Я же пришла получить материал для очерка. Этак никакой рекламной статьи я написать не смогу, а буду домысливать то, что мне не хотят сказать. И я просто взяла себя за шкирку и заставила слушать почтенного господина бизнесмена.
Когда моего мужа спрашивают, чем он занимается, он обычно коротко отвечает:
— Металлом.
Это звучит так емко и основательно, что второй вопрос уже не задают, потому что никто толком не знает, как это — заниматься металлом? Возить его откуда-то? Самому выплавлять? Последнее кажется смешным, потому что у нас краевой центр и большинство предприятий занимается переработкой продукции сельского хозяйства, хотя, говорят, у нас есть кое-какие полезные ископаемые, включая нефть, газ и, например, йод, о чем я узнала совсем недавно. Журналистка, работающая в краевой газете!
Да что там йод, я вдруг поняла, что даже подробности работы моего мужа мне неизвестны. Знаю, что иной раз он сам ездит в командировку, хотя у него есть подчиненные, которые непосредственно занимаются организацией поставок. И что бывают трудности, из которых Женя так или иначе выкручивается…
Вообще, если разобраться, журналисты в большинстве своем дилетанты. На самом деле нельзя же знать все. И пусть я работаю в промышленном отделе, но приходится сталкиваться по ходу дела с чем угодно, в том числе и с уборкой урожая, и с надоями молока, — если ты уезжаешь на редакционной машине за двести километров, то грех не привезти информацию на первую полосу! Так что поневоле приходится почитывать соответствующую литературу, чтобы знать, на каком слоге делать ударение в слове «зяби».
Но я отвлеклась. Итак, первый вопрос, который я задала своему будущему герою, был не слишком оригинальным:
— Чем вы занимаетесь?
— Металлом, — ответил он.
— В больших количествах?
— В огромных!
Такого со мной еще не было. Чтобы я поехала брать интервью и не проштудировала как следует литературу по теме, касающейся непосредственной работы интервьюируемого. Выходит, меня так выбил из колеи вчерашний разговор с мужем, что я забыла о самом элементарном.
Но тут я мысленно прикрикнула на себя: никакой паники! — и решила, что будущим избирателям не так уж интересно будет узнавать о трудностях транспортировки или о недобросовестности поставщиков, потому предложила ему:
— Давайте начнем поэму о вашей жизни с самого начала.
— Давайте, — согласился он.
— У вас брак первый или второй?
Он изумленно взглянул на меня и расхохотался.
— Вот уж не думал, что брак — это начало жизни. Я ждал, что вы начнете расспросы с того, как я вел себя в детском саду… Но школу я окончил с золотой медалью.
Он посмеивался, но глаза его продолжали наблюдать за мной. Вроде он ждал, какую еще глупость отмочит эта журналисточка.
Тут пришла моя пора задуматься. Все-таки в нас прочно укоренилось представление о крупных бизнесменах именно как о новых русских, которые путают Бебеля с Бабелем, а школу оканчивают с трудом и лишь благодаря денежкам родителей. Но вряд ли при всех деньгах папаши мальчика стали тянуть с неудов на золотую медаль. Значит, он всегда был толковый?
С ума сойти с этими стереотипами! Во-первых, вовсе не факт, что его отец тоже был богатым человеком. Однако от моего вопроса о браке он весьма ловко ускользнул, потому что иначе непременно похвастался бы, как это любит делать Владимир Винокур. Мол, у нас в шоу-бизнесе — или у нас, у крупных бизнесменов — мало осталось таких мужчин, которые живут в первом браке, а я вот, видите, какой исключительный!
Он прав, начинать нужно с детства, с родителей, иначе у меня получится некий куцый образ и читателю не будет ясно, сделал этот человек себя сам или воспользовался денежками родственника…
Стоп! Прав главный редактор насчет моей привычки до всего докапываться. Но он не знает, что я еще и двигаюсь по накатанной колее. Наверняка для избирателей портрет должен рисоваться совсем другими красками. Например, господин Забалуев родился в семье металлурга и учительницы, женат, любит жену и сына… Про скрытую рекламу тоже не стоит забывать.
— Сколько у вас детей? — спросила я.
— Трое. По одному в каждом браке.
— А нынешний, третий брак вас устраивает?
— У меня четвертый брак, в котором детей пока нет.
Анекдот, да и только. Посмотрев с усмешкой на мое ошеломленное лицо, Забалуев опять расхохотался.
— Что? Возникли трудности с количеством розовой краски? Не хватает ее на мой светлый образ?
— С некоторых пор ни о розовой, ни о голубой краске в рекламных статьях не может быть и речи, — не удержавшись, хихикнула я. — Но из этого положения имеется выход. Написать, как пишут обычно: женат, имеет троих детей. И при этом количество браков можно не уточнять.
— Думаете, уточнение не сыграет в мою пользу?
— Однозначно! — сказала я с интонацией Жириновского.
— В самом деле, что это я вмешиваюсь? Ученого учить — только портить. Но вы ведь покажете мне статью, прежде чем опубликовать?
— Конечно, — продолжала я на залихватской ноте, — кто девушку кормит, тот ее и танцует.
Он посмеялся вместе со мной, а потом вдруг сказал:
— Кстати, как вы смотрите на то, чтобы со мной поужинать?
— Отрицательно, — сказала я не раздумывая.
— Вот даже как? — вроде удивился он. — А почему?
— Предпочитаю не вступать с клиентами в неформальные отношения.
— Но ведь я не предлагаю вам замужество.
— Тем более, — мрачно пошутила я.
Но Забалуев шутки не понял.
— Только потому, что вы уже замужем, — для чего-то уточнил он.
И опять посмотрел. С определенным выражением.
Да и наш разговор стал мало-помалу принимать нежелательный фривольный оттенок. Но я вовсе не собиралась идти у него на поводу, пусть он хоть трижды миллионер! Более того, мы стали злиться одновременно: я — от раздражения на этих твердолобых богачей, которые считают, будто могут купить все, что захотят. А он, видимо, от того, что я отказала ему в малой просьбе с лету, не раздумывая, тогда как он, что называется, только вошел.