Нет, и это — неважно. Он наверняка Ирию даже не помнит.
Анри, ты не знал, что иногда самое жестокое — оставить в живых. Действительно не знал. Иначе бы не колебался.
Дверь заскрипела — теперь-то уж точно открываясь. Ирия, дочь покойного лорда Эдварда Таррента, пленница аббатства, основанного предательницей, отложила гребень. Тряхнула гривой светлых волос и потянулась за кувшином.
На пороге — мать. Без рыцарей-леонардитов.
Приливной волной нахлынула слабость. Кувшин едва не выскользнул из рук. Сил хватило лишь поставить его на лавку. Осторожно. Единственный как-никак…
— Мама! Мама!! Мама!!! Мамочка!!! — Ирия разрыдалась, вжимаясь лицом в серый монашеский плащ…
Сестра Валентина, бывшая графиня Карлотта Таррент, замерла на целый перестук сердца. Ледяной статуей. А потом всё так же холодно отстранила бывшую дочь в сторону. Тяжело опустила ей руки на плечи и пристально взглянула в заплаканные глаза. Без малейшей теплоты.
— Прекрати лить слёзы! Ты — благородная дворянка! Дочь лорда.
Лед и каленое железо! И дорожки слёз на лице сохнут сами. Выгорают огнем. И вовсе не теплом очага Закатной Башни. Папиной.
— Наконец, ты — моя дочь, если тебе мало всего остального! Не заставляй меня считать, что я рожала одних слизняков и мокриц.
Ирия опомнилась.
Она полтора года не видела мать. Вот и придумала добрую мамочку, сюсюкающую над детьми.
И совершенно забыла холодно-равнодушную высокомерную женщину. В последний раз целовавшую и гладившую по голове дочь, когда той было года три.
Напрасно, Ирия. Другая мать существовала лишь в твоем воображении. А монастырь не смягчит характер никому. Здесь и святая Бригитта взвоет!
— Впрочем, кого еще можно родить от слизняка? Его даже ты сумела прикончить.
Папа — не слизняк!
Спокойно, Ирия.
— Мама! — Отчаяние вот-вот захлестнет. Держись, Ирия! Иначе — конец. — Мама, хорошо, что ты пришла. Я знаю, кто убил моего отца! — она попыталась подражать тону матери.
Получилось или нет — не понять. Себя со стороны не слышно.
— Это сделала не ты? — Всё тот же ледяной, равнодушный голос.
— Нет. — Что-то в глазах бывшей графини напомнило Ирии о… чём-то не просто неприятном, а отвратительном.
Но о чём? Мысль проскользнула призрачной тенью — и исчезла.
— Возможно, — не меняясь в лице, бесстрастно бросила сестра Валентина. — Это всё, что ты хотела сказать?
Сердце упало. Рухнуло.
— Ты мне не веришь?!
— Верю. Говори.
Когда Ирии было девять, один папин друг со смехом рассказывал, как в одной книге допрашивали преступников. Начинает хам — орет, брызжет слюной, грозит всевозможными пытками. А сменяет его вежливый и мягкий дознаватель. Прикидывающийся таковым.
Тогда это казалось смешным и отцу. А если и нет — он всё равно из вежливости улыбался. Тюрьма и казни для него существовали лишь в книгах.
Проверить, так ли поступают в нынешнем Эвитане, Ирии не удалось. В Ауэнте ее не допрашивали. Зачем? Отец ведь не делился с дочерью военными планами…
Почему это вспомнилось сейчас? И кому труднее отвечать — парочке подобных мастеров допроса или собственной родной матери?
Ирия пересказала всё — кроме ночных кошмаров и привидений. Пересказала ровным голосом. Почти.
— Когда я вошла в кабинет — мне показалось, папа еще жив! Я тогда не поняла, почему так решила…
— И почему же? — перебила бывшая графиня Таррент. Впервые проявив искру интереса.
— Я много думала, пока была здесь… Там было МАЛО крови. Понимаешь, мама? Мало, а должно было вытечь… — Губы дрожат — как не вовремя! — Намного больше! Понимаешь? А в кабинете… столько бывает, если человек не убит, а легко ранен. Очень легко…
— Это — всё?
— Нет! Еще «ратники»… — На лице Карлотты вновь — ничего, кроме равнодушия. И всё труднее справиться с дрожащим голосом! — Когда меня притащили к Леону, он был в покоях Полины. Они там играли в «ратников». Ночью!
Мать чуть усмехнулась:
— Продолжай.
— На доске был «кардинальский триумф»! Это очень сложная позиция — она почти никогда не получается. Даже у хороших игроков!
— Вот как раз это — не доказательство. Полина вполне может быть очень «хорошим игроком». Тебя она переиграла.
— «Триумф» был у Леона! А он таких ходов не знает. Я же с ним с детства за доской сижу.
Прежняя каменная маска. А собственный голос предательски запинается. И спешит — когда не надо.
— Понимаешь, Полина просто расставила фигуры. Хотела сделать вид, что они играют давно. И предусмотрела всё — даже что всегда проигрывает мужчинам. Но при этом нечаянно устроила на доске позицию, где через три хода — «кардинальский триумф». Мама, клянусь — это правда!
— Теперь — всё? — альваренский лед не дрогнул.
— Да. Понимаешь, я уверена: папу убили не в кабинете! Его туда перенесли. Его кровь… — И как же опять дрожит голос! — Сначала пролилась в другом месте. Поэтому в кабинете ее и оказалось так мало… Но тогда это могли видеть слуги!
— Не могли! — холодно отрезала Карлотта. — Из моих… то есть теперь уже из покоев этой дешевой шлюхи ведет потайной ход. В кабинет твоего отца. Придуман три поколения назад — тогдашними лордом и леди. Прятаться от сбрендившей старой свекрови. Бабка считала, что плотские развлечения — грех, если не сопровождаются зачатием детей.
— Но тогда всё встает на свои места! — Ирии не часто случалось перебивать мать. Но сейчас — именно тот случай. — Тогда понятно, почему они ночью оказались в спальне этой… в твоих бывших покоях! Ты веришь мне?!
— Да.
Сердце подпрыгнуло и пустилось вскачь:
— Ты мне поможешь?!
— Нет.
Под ногами разверзается бездонная пропасть… Лететь придется десятилетия — прежде чем разобьешься насмерть.
— Почему? — охрипшим голосом прошептала девушка, в ужасе глядя на мать.
— Если Леон пойдет под суд — неважно, один или со своей шлюхой — его казнят. Я не допущу, чтобы мой род прервался, а титул лорда получил сын этой потаскухи. В нем наверняка вообще нет крови Таррентов. Леон — мой единственный сын, и он останется лордом.
— Но я всё знаю! — с вызовом выкрикнула Ирия.
— Ты не выйдешь отсюда — в любом случае. Так что это — неважно.
Пропасть разверзлась. И поглотила… Как жутко скользить вдоль склона — цепляясь за шаткие, скользкие камни! Такие острые…
— Тебе нельзя было иметь детей! Ты не должна была рожать… — прошептала девушка.
— Выбирая между сыном и дочерью, любая разумная мать предпочтет сына.
— Разумная? — тихо переспросила Ирия. — А любящая? А справедливая? Ты вообще слова такие знаешь?
— Разговор окончен, Ирия. Ты получишь воду, но ни на что другое не рассчитывай. Я и эту просьбу выполняю лишь потому, что дочери лорда не подобает смердеть как нищей. Но не вздумай требовать, к примеру, другой еды или еще одно одеяло. Замерзнешь — перестанешь открывать ставни, вот и всё.
— И задохнусь? — горько поинтересовалась дочь. — Ты что — действительно оставишь меня здесь?
— Я не отвечаю дважды на одни и те же вопросы. И не будь так глупа, чтобы их задавать. И не смей скулить и умолять! Имей гордость, ты — дочь лорда!
В сказках побежденный герой мог проклясть врагов — и они всегда получали по заслугам. Увы, в жизни зови, не зови на помощь темные силы — любые! — они не придут.
А Ирии нужна такая малость! Всего лишь сровнять с землей это аббатство. Со всеми обитателями. Чтобы не позорили имя Творца. И больше никого не убили.
— Ты хоть когда-нибудь меня любила?
А еще — в сказках злыми бывают только мачехи.
— Я знала, что рано или поздно тебя отдам. Мужу или монахиням. Глупо привязываться к дочерям. Впрочем, не только к ним. Вообще хоть к кому.
В хрониках истинно верующие фанатики порой отдавали на костры и собственных детей. Но Карлотта Таррент, урожденная Гарвиак, никогда по-настоящему не верила — ни во тьму, ни в свет. Только в трезвый расчет.