Мономах и сам это видел. Несмотря на то, что он сомневался в готовности этих людей применить физическую силу, само присутствие такого большого количества непонятных, одетых в черное личностей его нервировало и определенно пугало пациентов. Наверное, именно так чувствует себя белый человек, случайно оказавшийся в Гарлеме, в окружении чернокожих, не любящих чужаков! Только вот парадокс в том, что он, Мономах, у себя дома, в больнице, где проработал около двадцати лет, где ему знаком всякий угол и каждый таракан!
– Вы родственник? – обратился Мономах к «Распутину».
– Все мы здесь…
– По паспорту?
– Вот, – кто-то выпихнул вперед женщину лет пятидесяти в черном платке, надвинутом так низко, что он закрывал брови. – Она – его мать! Скажи, Серафима!
Серафима кивнула, не поднимая глаз. Мономах попытался встретиться с ней взглядом, но напрасно: женщина упрямо смотрела в пол. Он понял, что она скажет все, что потребует предводитель «банды».
– Кто такой этот… раб божий Михаил? – тихо он спросил у Алины.
– Молодой парень, Владимир Всеволодович. Тяжелая черепно-мозговая, перелом позвоночника… Да вы ж его оперируете через полчаса!
– Я? Он в сознании?
– В том-то и дело, что нет, а они вот говорят, что никакая операция ему не требуется, и что он и так выздоровеет!
– Значит, согласие подписать не может… Сколько лет вашему сыну? – поинтересовался Мономах у матери.
– Двадцать… двадцать три.
– То есть он совершеннолетний!
– И что? – с вызовом выпятил грудь «Распутин».
– А ваш раб божий женат али как?
– А как же, женат, конечно!
– А жена его где?
Вопрос, казалось, привел собравшихся в замешательство. Они начали переглядываться, женщины тыкали друг друга в бок локтями, но никто не решался заговорить первым.
– Жена Михаила отступила от веры! – высказался, наконец, все тот же «Распутин». – Не по пути им, значит!
– Но они не в разводе? – уточнил Мономах.
– А какое это имеет значение?
Мономах окинул группу, застывшую в напряженном молчании, победным взглядом.
– Имеет, имеет! – усмехнулся он, стараясь, чтобы радость не слишком явно звучала в голосе. – Видите ли, граждане дорогие, дело в том, что согласие на оперативное вмешательство женатого человека должна подписать жена, если, конечно, он сам не в состоянии это сделать. Так что будем ей дозваниваться… У кого-нибудь есть номер ее телефона?
– Нехристи окаянные! – взмахнул мощными ручищами «Распутин», всей тушей надвигаясь на Мономаха, Алину и напуганного до чертиков Бабича. – Проклинаю-у-у-у!
Толпа, словно волна, хлынула следом, тесня медиков к стене. И в этот самый момент Мономах увидел за спинами враждебно настроенной группы поддержки «Распутина» начмеда Орловского, мелко семенящего во главе процессии, состоящей из четырех охранников в форме и двух довольно хилых, но явно решительно настроенных санитаров. Орловский относился к «гвардии» Муратова, бывшего главврача, снятого с должности за многочисленные нарушения и злоупотребление служебным положением, и злейшего врага Мономаха. Однако в отличие от большинства его ставленников, Орловский не пытался мешать Анне Нелидовой, вначале ставшей исполняющей обязанности, а потом и главврачом. Будучи человеком практичным, Орловский решил не искушать судьбу и, насколько знал Мономах, порвал все связи с впавшим в немилость Муратовым, предпочтя неизвестности свое теплое, заработанное тяжким трудом место. Поначалу он волновался, боясь, что Нелидова, как «новая метла», посчитает разумным избавиться от всех «бывших», но ничего такого не произошло: Анна проявила мудрость, оставив всех на своих местах, пытаясь понять, кто ей враг, а с кем можно договориться. Таким образом, умный и дальновидный начмед попал в число последних. Отношения Орловского с Мономахом можно было охарактеризовать одним словом – никакие. Им приходилось общаться, но исключительно по работе: Мономах с подозрением относился к тем, кто имел хорошие отношения с Муратовым, а Орловский пребывал в полной уверенности, что бывшего начальника спихнули только благодаря заву ТОН, хотя это совершеннейшая чушь: будь у Мономаха такая возможность, он бы воспользовался ею гораздо раньше и не стал терпеть Муратова столько времени!
– Ну, господа-товарищи, на выход! – громко скомандовал тот из охранников, что постарше. – Чтобы через пять минут в помещении остались только пациенты, оформляющиеся в стационар!
Видимо, внушительный внешний вид мужика произвел должное впечатление, и сектанты тонкой струйкой потянулись к выходу, боязливо оглядываясь на предводителя, продолжавшего упрямо стоять посреди приемного покоя.