То, что было чуть раньше
Первый и самый главный закон улицы гласит: «Это не твоё дело!»
Что бы ни случилось – оставайся в стороне, не высовывайся и не впутывайся. Не привлекай к себе внимания. И особенно – на ночных улицах, самых опасных, даже ярко освещённых огнями фонарей, кричащими вывесками заведений и вспышками надоедливой рекламы. Они опасны, потому что переполнены тёмными углами и подворотнями, в которые никогда не заглядывает искусственный свет, а разбегающиеся по сторонам переулки и, особенно, встречающиеся арки кажутся зевами мрачных пещер, внутри которых таятся разбойники или безжалостные звери. И лучше лишний раз не рисковать и держаться подальше от всего, что может таить в себе угрозу: и от подозрительных мест, и от сомнительных людей.
«Это не твоё дело!»
Пусть даже нет явной опасности – это не твоё дело! И потому никто не приближался к женщине, которая, громко рыдая, бежала вниз по улице. К женщине, оказавшейся в большой беде. И бегущей так быстро, что даже те прохожие, которые хотели бы наплевать на главный закон улицы, не могли понять, что происходит, лишь чувствовали – всё плохо, и провожали несчастную взглядами. Машинально отмечая, что её одежда пребывала в полном порядке, не была порвана или испачкана, а значит, женщина вряд ли подверглась насилию в одном из тёмных переулков, больше похожих на зев таинственной пещеры. А вот яркую красоту несчастной не отмечали. Во-первых, обстоятельства не располагали, во-вторых, красотой в наши дни удивить сложно, особенно в Миле Чудес. И потому гораздо большее внимание привлекал массивный и очень высокий мужчина, что уверенно держался чуть позади женщины. Он был абсолютно лыс, одет в короткий бомбер, свободные брюки-карго и крепкие тактические ботинки, идеально подходящие для рукопашной схватки. И не было понятно, преследует ли он несчастную или сопровождает, и те из прохожих, что обладали развитым воображением, с лёгкостью представили, что будет, если вилди, а мужчина явно был вилди, получит приказ атаковать: как одним прыжком преодолеет разделяющее их расстояние, собьёт с ног и примется бить ногами. Или воспользуется телескопической дубинкой, или ножом, или пистолетом – никакое иное оружие под короткой курткой не спрячешь. Другие думали иначе, предположив, что вилди служит женщине телохранителем и следит за тем, чтобы перебравшая наркоты хозяйка в целости добралась до того места, куда спешит. Но независимо от своих мыслей, действовали прохожие одинаково: расступались, иногда недовольно ворча, но женщину не трогали – связываться никто не хотел.[2]
Тем временем несчастная остановилась, но не обернулась к вилди, который тоже встал как вкопанный, а расширенными, полными слёз глазами посмотрела на свои руки. И только сейчас прохожие, те из них, кто оказался рядом, поняли причину владеющего женщиной ужаса – на её коже стали отчётливо видны уродливые бордовые линии. Тонкие, резкие, их становилось больше с каждой секундой, и не было никаких сомнений, что линии рассекали не только обнажённые руки несчастной, но тело. Вот они появились на шее… вот обезобразили щёку…
– Нет! – закричала женщина.
– Разлом! – закричал паренёк с синими волосами и отшатнулся с такой резвостью, что едва не сбил с ног двух девушек.
– У неё разлом!
– Какой кошмар!
– Доигралась, дура.
– Сделайте что-нибудь!
– А что тут сделаешь?
– Ох!
– Пожалуйста, не надо! – Женщина перестала смотреть на руки и обвела собравшихся вокруг людей безумным взглядом. – Пожалуйста…
Но что тут сделаешь?
Разлом не заразен, но и неизлечим. Разлом – это плата за глупость, поэтому один из прохожих и обозвал несчастную дурой, однако повторять не стал – ведь женщина умирала. У них на глазах. Умирала в точном соответствии с классическим описанием развития разлома.
Линии на её теле были бордовыми, но казались чёрными. Сначала тонкие, они постепенно разбухли, впитывая жизнь женщины и превращаясь из нитей в тонкие верёвочки. И когда это случилось – послышался знаменитый хруст, из-за которого разлом получил своё название, а затем пришла мучительная боль.
2
Вилди (от англ.