– Да, дури ей не занимать. То есть, я хотела сказать, какая отважная дева.
– Она со стола мне крикнула, чтобы я помог. А я…я… – несостоявшийся ухажёр закрыл лицо ладонями и тихо заскулил, но тут же взял себя в руки, – я посмотрел на физию хозяина и понял, что сами мы не справимся, за подмогой побежал. Правда, во дворе спохватился, что негоже любовь всей жизни и вторую половинку бросать в столь страшном месте совсем одну. Вернулся, конечно. Только ее и след простыл. Вот, сижу теперь, горюю.
– Так надо было у персонала спросить, вдруг она носик попудрить ушла, – я заглянула под стол, – глянь, вон труба твоя валяется, а рядом сумка какая-то. Кстати, у меня почти такая же есть, я с ней на рынок за картошкой хожу. А это значит, что не бросила тебя зазнобушка, ибо ни одна уважающая себя девица не забудет дамскую сумочку, уходя домой.
Я назидательно подняла указательный палец к закопченному бревенчатому потолку.
– Эй, человек, человек, – Кощей Бессмертный вскочил на ноги. Новая надежда озарила его физиономию радостным нетерпением, – где у вас тут девицы носы пудрят?
Подобострастный хозяин, возникший у стола в ту же минуту, махнул полотенчиком, зажатым в правой руке:
– Дык, в лопухах на заднем дворе.
Бессмертный рванул с места так, словно от этого зависела его жизнь. Поздно спохватился. Если зелье на Василису подействовало так же, как и на Ивана-царевича, то она сейчас должна дрова колоть. А с топором в руках царская дочка страшнее Змея Горыныча с бодуна. Трактирщик припустил за ним следом, крича и размахивая руками:
– Жулики, воры! А платить кто будет?
Я посмотрела вслед убегающим и вздохнула. Было очевидно, что трактирщику нужно сбросить, хотя бы пять кило, иначе его заведение рискует разориться. Радовало только, что за всеми этими разговорами Кощей благополучно забыл про приворотное зелье. Да, признаю, готовка всегда была моим слабым местом. Сколько богатырей не доехало до места назначения после ночевки в лесном домике на курьих ножках. Я наморщила лоб, мысленно пересчитывая жертв моих кулинарных способностей. Когда пальцы на руках закончились, я отложила это неблагодарное занятие до лучших времен.
Но долго оставаться в гордом одиночестве, мне было не суждено. Из кощеевой кружки на стол выпрыгнула большая зеленая лягушка и уставилась на меня блестящими глазками.
– Ты кто? – я заинтересованно разглядывала неожиданную гостью. – Неужто, пойло плохо процедили?
– Ква…тьфу ты. Василиса я, царская дочка, – отчетливо проговорила лягуха человеческим голосом.
Я даже огляделась по сторонам, может, кто шутки шутить надумал. Нет, точно живность говорящая.
– Василиса, ты? А я тебя без косы и сарафана не признала совсем, – заюлила я, гадая, слышала ли девица наш разговор с Кощеем Бессмертным.
Если царевна узнает, что ее новый статус был обеспечен любовным зельем, для меня все может закончиться переломанными ногами и потерей последних волос. Я судорожно сглотнула и закашлялась в рукав, отодвигаясь от лягушки как можно дальше.
– Ох, кажется, слегка переборщила с пивом, – пожаловалась Василиса, – а так все чудесно начиналось. Меня сегодня на свидание позвал сам Кощей Бессмертный. Я же в него давно влюблена, еще с тех самых пор, когда он у папани в застенках на цепях висел. А тут, случилось. И хотя место Кошенька выбрал не очень, я была на седьмом небе от счастья.
Я уронила челюсть в пивную кружку. Вставную, конечно. Единственный оставшийся зуб был потерян еще зимой, после неудачного совета Змею Горынычу съедать всех девиц, которых ему в качестве дани присылают местные купцы. Кто же знал, что плодиться он любит больше.
– Ты влюблена в Кощея? – прошамкала я, мысленно прикидывая, сколько жабьих лапок было потрачено впустую. – Кто бы мог подумать? И что дальше?
Квакуха прыгнула на край стола, чтобы быть ко мне поближе и продолжила рассказ:
– Сначала мы долго ждали, пока подавальщики кушанья притащат. Я с вечера не емши, чтоб в лучший сарафан влезть, а тут кишки крутит, жрать охота, прямо, сил никаких нет терпеть. И вот несут, наконец-то. Я смотрю, бурда на тарелке, пучком петрушки прикрытая, да еще порция махонькая, на один зубок. Кошенька попробовал, глазки закатил: «Фу, фу!» – говорит. Я тоже рискнула кусочек откусить, аж прослезилась. Не обманули глаза-то. Обрадовало только, что наши вкусы в еде совпали, словно сама судьба нас вместе свела. Потом подали питье непонятное. Мне бы догадаться, что его лучше не пробовать, раз бутылку в ведро засунули, лишь бы только в руки не брать. Но хотелось очень рот ополоснуть после «фу». Хлебнула маленько, а эта отрава так в нос шибанула, что пена из ноздрей полезла. Пришлось незаметно кусок скатёрки оторвать, чтобы моську вытереть.