Дослушать рассказ не удается: словно в подтверждение слов подпольщиков о назревающем взрыве, у села внезапно вспыхивает жаркая перестрелка. Наскоро условившись о месте и времени следующей встречи, отпускаем ходоков. Сами же бежим на пригорок, где, обвешанный ветками, стоит часовой Курсеитов.
Перестрелка доносится со стороны дороги из Зуи в Нейзац. Похоже, кто-то с боем пробивается в лес. Бросаемся на помощь в сторону выстрелов. Напряженно ищем между кустами и деревьями. Но не находим никаких следов боя. Только в воздухе пахнет пороховой гарью. Вдруг недалеко от холма, где был наш часовой, взревел мотор машины. Перемещаясь все дальше в глубь массива, он тонет в лесной глуши…
«Повернулась пулюшка на дороге смерти»
…Присивашье. Пустынная серая степь. Хмурое октябрьское утро сумятицей ворвалось в полки «Рыхла дивизии».
Этим утром солдат подняли по тревоге и быстро построили. Рядом со словацкими командирами встали надсмотрщики — гитлеровские офицеры. В шеренги пристроились новички. Их сразу же распознали: под словацкими мундирами скрывались «арийцы». По рядам поползло:
— Немцы в словацкой форме!
— Шпионы!
Солдат посадили в машины, и двинулась словацкая дивизия по крымской земле. Словаков волновала неизвестность.
Что решил Гитлер? Куда гонит их? Направление взято на север. Впереди — Турецкий вал. А затем куда? На восток, к фронту? Или на запад, в тыл?
— Мы ему навоюем!
— Расквитаемся. И за Кангил. И за пытки!
— Стрелять в одну сторону — в фашистов!
Последние минуты находится «Рыхла дивизия» на крымской земле. Солдаты тянутся взглядами к головному полку: скоро ли он достигнет Турецкого вала? Куда повернет? И когда, наконец, полк повернул у критической черты, от роты к роте покатилось:
— На запад!
— В тыл!
— Подействовало!
Слышится и другое:
— Не размагничиваться! Сегодня — на запад, завтра — скомандуют «кругом»!
Вздохов облегчения среди словаков не слышно. Угроза столкновения с Красной Армией не отпала. Террор в дивизии продолжается. Вот и сейчас в хвосте колонны катятся крытые грузовики. За решетками окон арестованные словацкие солдаты. Среди них и те, кого схватили под Кангилом. Оттого словно за решеткой чувствует себя каждый солдат, вся дивизия. Не сегодня-завтра гитлеровцы соберут все «грехи» непокорных «союзников» — и отказ их воевать против русских, и советский десант, пропущенный словаками в Приазовье, и русских девушек, выпущенных из эшелонов смерти, и перебежчиков к крымским партизанам — и подвергнут «Рыхла дивизию» массовым репрессиям. Расстреляли же фашисты этим летом в районе Мелитополя сотни румынских солдат за пораженческие настроения!
С тяжелыми думами прибыли словаки в Цюрупинск и приднепровские села: Большие Копани, Чалбасы. Из арестантских машин фашисты извлекли страшный груз — недобитых под Кангилом словацких солдат, почти до смерти замученных арестантов — и, как только наступила ночь, вновь принялись за свое черное дело.
На село Большие Копани опустилась осенняя непроглядная ночь. Небо сеет мелкую капель. Под козырьком над дверью хаты раскачивается закопченный фонарь.
Это одиннадцатая полевая пекарня «Рыхла дивизии». Возле дверей торчит солдат в фартуке. Медленно орудуя скребком у опрокинутой набок квашни, он то и дело поглядывает по сторонам, прислушивается.
Вот раздались чьи-то шаги, и солдат начинает энергично скрести квашню и тихо петь:
И лишь прохожий исчезает в темной улице, сразу опускается скребок в руке солдата и обрывается песня. Но раздаются новые шаги, и у двери пекарни вновь слышится: