Вмешался врач:
— Товарищи, разрешите теперь уже нам хозяйничать.
Маленькая, шустрая медсестра Фира сняла с Плетнева ботинки.
— Удачно обошлось, — заключил врач, осмотрев раны. — Крупные кровеносные сосуды не задеты. И кости целы. Прямо скажу тебе, Плетнев: чудесные у тебя раны.
— Ну что ж, готовься на Большую землю, — говорю Плетневу. — Сегодня будет самолет.
— А может, и тут подлечат? Доктор же сказал, что раны неопасные.
— Нет уж, лети и лечись наверняка.
И тут, видно, о чем-то вспомнив, Плетнев подозвал Саковича. Вытащил из карманов куртки два пучка кизиловых корней.
— Забери, Яша, и сделай навар.
— А что это? — поинтересовался врач.
— Партизанское лекарство, доктор.
— Кому и зачем?
— Словаку Рудольфу Багару, — пояснил Плетнев. — Он вторую неделю животом мается. Совсем извелся, бедняга.
— Кизиловый навар — это верное средство, — добавляет Сакович. — Мы и вас когда-нибудь полечим.
— Я не против народной медицины, — улыбнулся врач, принимаясь за обработку ран.
— Так ты что, за корнями ходил? — спрашивает Мироныч.
— Я с разрешения командира группы. Надо же помочь парню. А что тут плохого?
— Плохого, говоришь? Да тебе, Николай, цены нет — вот какой ты человек!
Ночь. Наш малый аэродром расположен на Орта-Сырте. Это — безлесная яйла, а на ней — площадка, не везде очищенная от острых камней, глубоко засевших в земле. На подступах к посадочному полю почти со всех сторон высятся каменистые сопки и выступы. Сейчас здесь особенно многолюдно. Самолета еще нет, а к Плетневу, который лежит на плащ-палатке, подходят и подходят бойцы и командиры. Они желают ему скорого выздоровления, передают письма, приветы родным и знакомым.
— Летит! — кричит Максим Куценко.
Все притихли. В ночном небе отчетливо слышится гудение мотора. Оно нарастает с каждым мгновением. И вот самолет на нашей площадке.
— Здорово, лесные орлы! — слышим знакомый голос летчика Огаркова. — Еще один миллион приветов вам с Большой земли!
— Спасибо, труженик неба!
Огарков легко спрыгивает с крыла на землю, передает Котельникову большие связки писем, газет. Закуривая, кивает на самолет.
— Там сухари, выгружайте. И не держите меня, а то закроется небо и придется загорать. — Он показывает на огромную черную тучу, надвигающуюся с запада.
Все забегали, засуетились. Лишь Яков Сакович, как и час тому назад, сидит возле Плетнева и держит его за руку. Но вот он, жилистый и сильный, встает, берет друга на руки, несет его к самолету, бережно усаживает в кабине.
— Не скучай, Яша, поправлюсь — прилечу.
— Поправляйся, Микола, будем ждать, — глухо отвечает Сакович. Он будто прирос к борту самолета.
— Слушайте, хлопцы! — оборачивается к ним Огарков. — В конце концов вы расстанетесь или так лететь будем?
Сакович спрыгивает с крыла, отворачивается, пряча от нас слезы.
— Вот это приятельство! — шепчет Виктор Хренко.
— Приятельство, говоришь? — отзывается Мироныч. — Ты прав. Это наша партизанская дружба, дорогой. Огромная в ней сила.
На взлетной площадке стоим дольше обычного. Затаив дыхание, смотрим, как, оторвавшись от земли, самолет разворачивается, мигая бортовыми огнями. Потом долго вслушиваемся в гаснущий гул мотора.
— Затушить костры! Подготовиться к движению, — выводит нас из задумчивости команда Котельникова.
Идем змейкой, молча. Лишь изредка обмениваемся короткими фразами.
Огромная туча заволакивает небо, гасит звезды. Темнеет. В ночном мраке тонут очертания гор. Невидимой становится и наша хоженая тропа.
Входим в лес. Тут темень — хоть руками разгребай. Ведет Яша Сакович. Не видеть глазами, а чувствовать тропу ногой — это большое искусство.
— Ако передний веде? — спрашивает Виктор Хренко.
— Глазами, по-партизански светит! — шутит Мироныч и добавляет: — Секрет тут простой. На тропе лист перетерт ногами. И потому не шуршит. А ступишь чуть в сторону — сразу почувствуешь: шелестит. Проверьте. И приучайтесь, друзья.
Пригодится.
— А верно, — радостно восклицает Виктор. — Вижу! Ей-богу, вижу подошвами!
Лес безмолвствует. Молчим, шагая, и мы. Только словаки, все еще пробуя на ощупь тропу, весело переговариваются. Думаю, что и геройство Плетнева, и партизанская взаимовыручка, и помощь больному словаку лесными лекарствами, за которые заплачено кровью, дали им еще один ответ на вопрос: «Ако партизаны держутся?»
Первое задание
Первые шаги — всегда самые трудные.