В это крайне тревожное утро у нас вдруг появился Михаил Михайлеску. Ему удалось прихватить несколько оперативных документов штаба Главного немецкого командования, в их числе — дислокацию войск всей армии. Эм-эм сообщает, что его группа в Симферополе взорвала большой склад боеприпасов и взрывчатки. После этого, сняв своих людей, Михайлеску перебрался в лес.
— Находиться в Симферополе нам уже нельзя, — заявляет Эм-эм.
Мы стоим на высоте «884,1». Выслушав доклад боевого соратника, Ямпольский благодарит его за сделанное. Он то и дело вскидывает бинокль, все пристальнее всматривается в дым над Симферополем.
— Горит город. Дымится!
Вдруг к нему обращается Михайлеску:
— Петр Романович! Давайте я пойду в Симферополь.
— Ты же сам сказал: находиться в городе тебе нельзя, — отвечает ему Ямпольский.
Но Михаил уже предлагает свой план: в Симферополе действовать нелегально, опереться на подпольщиков, нащупать контакты с Сосуновым и Косухиным.
— Ну что, пошлем? — глядит Петр Романович в мою сторону.
— Пошлем.
— Поезжай, Михаил Васильевич, — соглашается Ямпольский. — И хоть зубами, но перегрызи провода того дьявольского рубильника. Впрочем, вот еще что.
Он раскрывает планшет, достает блокнот с грифом секретаря обкома и, присев на корточки, пишет записку.
— Спрячь эту записку. Может, удастся, и ты спасешь театр. Прижми господина директора. Но осторожно с ним: скользкий, на все способен.
— Знаю его, — отвечает Михайлеску. — Попробую.
— А кого возьмешь в рейд?
— Илью Игнату и Комбара Николая. Эти и к самому черту в ад проберутся, если потребуется.
Записка Ямпольского о спасении Симферопольского драмтеатра попала в мои руки спустя несколько десятилетий: Михайлеску бережно хранит ее у себя дома. Вот этот документ слово в слово:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Секретарь Крымского Областного комитета ВКП(б)
12. IV. 1944 года
Тов (называется фамилия директора театра. — Н. Л.).
Все указания Миши или Игнату выполняйте.
Сделайте все, чтобы сохранить театр. П. Ямпольский».
Спрятав записку в тайник мундира, Михаил ушел. Мы же возвратились к другим делам, не переставая думать о Симферополе.
…Комбриг Федоренко стоит на холме, что близ Тернаира. Отсюда в бинокль он следит за происходящим. На западе, в пятнадцати километрах, в складках рельефа прячется Симферополь. Над городом по-прежнему столбы дыма, там жгут фашистские факельщики, там партизаны бьются с поджигателями.
Почти непрерывно гремит бой и на севере, близ Зуи, где к петляющей ленте шоссе Симферополь — Феодосия прилегают заросли молодых дубков и выемки каменного карьера. Четвертый день ведут здесь бои партизаны. Одиннадцать фашистских атак отразили. Были и сами оттеснены.
Но вот удлиняются тени, темнеет небо, затянутое плотной пеленой дыма. Вечерняя пора всегда несла партизанам облегчение: ведь ночь — время партизанское. Но сейчас облегчения нет. Наоборот, жарче закипают схватки.
— Саковича ко мне! — не отрываясь от бинокля, направленного на дубняк у Зуи, бросает Федоренко и, когда подбегает командир 19-го отряда, показывает ему в сторону Новой Мазанки.
— Стань там, Яков. Обопрись о те холмы. И если Николая Сороку собьют, то у тебя чтоб не прошли. Ясно?
Нет, Сороку не сбили. Отряд Якова Саковича простоял на шоссе в ожидании непрошенных гостей почти всю ночь. На рассвете разведка донесла: фашисты скопились в поселке животноводческого комбината — в конторе, в клубе, в складских помещениях. Партизаны тайком проникли в поселок и внезапно напали на гитлеровцев. Не сумев организовать сопротивление, фашисты бросились наутек. Сто тридцать два трупа оставили они на поле боя. Стоят покинутые машины и повозки, валяется оружие, снаряжение. Те, кому удалось убежать, запомнят: нелегко отступать по земле, объятой пламенем партизанской войны.
Всю ночь гремят бои и на том повороте автомагистрали, где стоит в заслоне отряд «Смерть фашистам». Восемь раз в течение ночи немцы пытались сбить его, но, неся потери, откатывались.
Наступил предрассветный час. После небольшого затишья бой у Зуи вспыхивает с новой силой. На партизан движутся три танка.
— По щелям! По щелям бейте! — кричит Николай Сорока. — Приготовить гранаты!
Комиссар Василий Буряк толкает локтем Сороку: