Солнце было уже в зените, когда у диких скал, вздыбившихся над неугомонной Бурульчой, начался митинг, о котором Мироныч говорил утром. Бронзовые от загара мужественные лица, выгоревшие береты, лихие кубанки, матросские тельняшки, солдатские гимнастерки, рабочие блузы, замасленные комбинезоны. И тут же чисто лесное обмундирование — немыслимого покроя штаны и куртки, сшитые из парашютных гондол. Все это разного цвета и оттенка.
Котельников зачитал поздравительную шифровку начальника Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко в связи с награждением партизанскими медалями группы крымских партизан, назвал имена ветеранов партизанской борьбы: Николай Плетнев, Георгий Свиридов, Иван Бабичев, Яков Сакович, Федор Федоренко, Василий Бартоша, Акакий Тварадзе, Николай Григорян, Николай Шаров, Семен Мозгов, Александр Старцев…
Затем выступили награжденные. Вот к бревну, которое заменяет трибуну, протискивается коренастая фигура на крепких коротких ногах. Это Василий Бартоша. На голове у него пилотка летчика. Из-под расстегнутого ворота выцветшей гимнастерки пехотинца выглядывает тельняшка матроса. Ноги — в постолах чабана. Но больше всего говорят о принадлежности Бартоши к партизанской семье его штаны. Удивительного фасона, сшитые из желтого брезента, они так и пестрят дырами, прожженными огнями костров.
Василий предельно скромен, немногословен. Возвращаясь с опасного боевого задания, он всегда докладывал одним-единственным словом «Выполнили!» или «Ударили!», а то и еще короче — «Вже!». Даже на партсобрании, где Василия Бартошу принимали в члены партии, он свел свою речь к трем словам: «Обязанности коммуниста выполню».
Бартоша влез на бревно, неторопливо обвел взглядом партизан и хриплым простуженным голосом произнес:
— Спасыби матери-Батькивщини… Та вам, друзи, спасыби… Постараюсь… Все!..
В ответ — дружный гул одобрения.
В этот момент к «трибуне» подбежал Куценко.
— Товарищ командир бригады, — едва перевод, дух, доложил он, — над Голубиной балкой противник.
— Сколько?
— Восьмерых заметили. Они дали два выстрела и сидят на скале. У самой опушки. Похожи на тех, что вы говорили.
Переглядываемся с Миронычем:
— Словаки?
— Возможно.
— Котельников! — зову я начштаба. — Подготовь группу Свиридова. Пусть вместе с Максимом обойдут их леском, прижмут к Голубиной балке и возьмут. Только поосторожнее.
— Все ясно!
Через полчаса перед нами опять разгоряченный Максим.
— Здорово вышло! — кричит он еще издалека. — Вместо схватки и стрельбы целоваться стали!
…Извилистая лесная тропка приводит нас к живописной поляне, окаймленной кудрявым дубняком. Невольно задерживаем шаг: на траве вперемежку с партизанами сидят незнакомые нам люди, среди них три парня в словацкой военной форме. Идет оживленная и, по всему видно, сердечная беседа. Заметив нас, высокий и стройный словак поторапливает своих товарищей-солдат. Они быстро становятся в шеренгу, старательно оправляют обмундирование.
Высокий словак, подав команду «Смирно!», почти бежит к нам и рапортует на ломаном русском языке:
— Товарищ начальник! Группа словаков «Рыхла дивизии» прийшла на лес воевать против фашизма. Мы засилаемо до вас большую просьбу: приймите нас до себе. Мы будем вместе воевать против фашизма на Крыме, в лесах.
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравствуйте! — несется над поляной. Приветствуют словаки дружно, восторженно. В глазах каждого искрится неподдельная радость.
Мироныч, Котельников, Федоренко и я с каждым из новичков по-братски обнимаемся. Они называют свои имена:
— Виктор Хренко.
— Штефан Малик.
— Рудольф Багар…
Тут же, на травяном ковре поляны, усаживаемся в тесный круг, и вот уже завязалась наша первая беседа.
Объясняемся без труда: в лексиконе словаков много русских и украинских слов. Вспоминаю о записке:
— Кто это придумал оставить на гондоле записку?
— Тако научил нас проводник, — указывает Виктор Хренко на незнакомого нам человека.
— А зачем вы стреляли?
— Звали вас до себе. Мы уже с четвертого юнь на лесе.
— Чем же вы питались? Парашюты наши находили, а продукты почему не брали?
Смеясь, словаки рассказывают, что трое суток бродили по лесу, пока не остались без продуктов. Что было делать? И вот появилась смелая мысль: пойти в Симферополь, предъявить немецкому коменданту документы и попросить продуктов на дорогу, будто бы для возвращения в дивизию.
— Зашли мы втроем, — говорит Виктор Хренко, — отдали коменданту документы. Он выписал нам провианту на троих человека. Мы поправили число на двадцать три. И принесли в лес три мешка продовольствия.