«Намус», по-нашему, по-кумыкски, означает честь, а «ях» мне трудно перевести, но в общем «ях» — это мужество, стойкость и еще что-то вроде самообладания и выдержки. Вот такими качествами должны обладать и мы с вами. Нам нужно всегда, помнить о чести танкиста и не забывать о том, что чем больше в человеке «яха», тем меньше в нем страха. У страха глаза большие, испуганные, а у «яха» чуть прищуренные, уверенные! — заключил Эльмурза.
После собрания к Эльмурзе подошел Карасев и, протягивая руку, сказал:
— Поздравляю, товарищ командир… Легенда что надо!
— Вы, Карасев, тоже много интересного рассказали, — ответил Эльмурза.
К палаткам они пошли вместе. В тот вечер ни Эльмурза, ни Карасев не знали, что на рассвете 22 июня вражеские бомбардировщики обрушат на их головы свой смертоносный груз и в жизнь ворвется огненный смерч Великой Отечественной войны.
Шла вторая неделя войны… На заре отдельный танковый полк отбил две вражеские атаки.
Во время третьей экипаж Эльмурзы выпрыгнул из пробитого снарядом горящего танка и рассредоточился. Вражеские десантники заметили танкистов и открыли огонь.
Перебегая от укрытия к укрытию, Эльмурза выстрелами из нагана повалил двух замешкавшихся фашистов. Потом подполз к Карасеву. Старшина был ранен в руку. Когда Эльмурза перевязывал рану Карасеву, руки его дрожали — сказывалось нервное напряжение.
Вскоре стрельба затихла. Фашисты отошли на свои позиции. Только вражеские и наши танки, изредка содрогаясь от рвущихся в них снарядов, полыхали алыми факелами, чадя черным дымом.
Изуродованная снарядами и развороченная гусеницами, земля дымилась и выглядела неуютно, словно была небрежно перепахана огромным плугом. Пахло порохом.
Карасев отыскал взглядом свой горящий танк и, тяжело вздохнув, сказал:
— Вот, не говорит, не плачет, а тяжко на него смотреть. Жаль, как человека.
— Еще бы… — не договорил Эльмурза и отвел глаза в сторону.
Они спустились в лощину и направились к позиции, занимаемой нашей батареей.
Теперь Эльмурзе казалось, что опасность миновала. Но вдруг вражеские минометчики открыли огонь по батарее. С шипящим свистом полетели мины. Одна из мин разорвалась неподалеку. Они припали к земле. Осколки просвистели над головой и прочертили землю на гребне холма, за которым они укрылись. Чуть правей разорвались еще две мины.
«Вилка», — догадался Эльмурза и крикнул Карасеву:
— Броском к траншеям артиллеристов!
Они вскочили и побежали. У самого бруствера Эльмурза одновременно с разорвавшейся поблизости миной неестественно подпрыгнул, будто перескочил через невидимое препятствие.
— Что с вами? — спросил Карасев.
— Ничего, — только и успел вымолвить Эльмурза и тут же повалился в траншею.
— Эге, да вас, видать, тоже стукнуло?
— В ногу, — тихо проговорил Эльмурза.
Они посмотрели туда, где только что лежали. Земля там вскипела от густых разрывов мин.
Карасев склонился над Эльмурзой. Из раны хлестала кровь. К ним подошел командир батареи и спросил, из какой они части. Эльмурза ответил.
Прибежал санитар. Наложив жгут, он сделал перевязку. Командир батареи сказал:
— До медсанбата на нашей попутной машине доберетесь. Сейчас она пойдет за боеприпасами.
Медсанбата на месте не оказалось. Машине артиллеристов нужно было свернуть к складу боеприпасов. Эльмурзе и Карасеву пришлось сойти с полуторки.
До полудня они просидели в кювете. Слева, на ближнем участке фронта, царило затишье, а на правом фланге канонада усиливалась. Скоро гул боя перекочевал в тыл.
Карасев заметил, что лицо Эльмурзы побледнело. Это его встревожило.
— Кровь теряете, товарищ командир, да и окружением пахнет… Вы понимаете, что это значит?
— Паника и больше ничего!
— Нет, тут не паникой пахнет… Медсанбат снялся с места. Движение машин прекратилось. Санитаров нет. Гул боя за спиной. Видно, немцы прорвались и обошли нас. Нужно искать выход, а не гадать — так это или не так.
— За нами пришлют машину…
— Наивный вы человек, товарищ командир. Ну кто в такой момент полезет в пекло? Эх, если бы вы хоть немного передвигались, я нашел бы выход из этого дурацкого положеньица.
— Ради меня не рискуй. Уходи. Еще успеешь!
Карасев выругался. Эльмурза еще никогда не слыхал такого хитросплетения злых слов. Ему казалось, что Карасев вот-вот набросится на него с кулаками.
— Зря ругаешься. Я верно говорю: лучше одному, чем вдвоем…