— Конечно, мы вместе ездили выбирать. Не помните?
— Я-то помню, — кивнула бабушка. — А вот ты, чего ради, спрашивается, в голове держишь?
— Оно само! — сверкнул улыбкой Федос. — Да вы не переживайте так, тётя Лена.
— Какая я тебя тётя Лена? — взбеленилась в ответ бабушка.
Я мысленно схватилась за голову. Началось. Бабушку по всем возможным документам звали Олёна, именно через букву «О». Долгое время, для удобства окружающих, она называла себя Леной, сроднилась с этим именем, можно сказать, срослась.
Однако, в последнее время на бабушку что-то нашло. Она стала требовать, чтобы окружающие, включая тех, кто иначе, чем Лена, Елена её не называл и не знал, начали звать её по паспорту — Олёной. Обязательно через «О». Никакой Алёны, через «А» она признавала и не собиралась.
На диалекте той местности, где родилась и выросла бабушка, это получалось легко, вот только большинство знакомых, включая меня, имя «Олёна» никак не могли это произнести. Ерунда какая-то выходила.
— Тётка Олёна я, — назидательно проговорила бабушка. — Понял, обормот?
— Понял, — тут согласился Федос. Видимо и с Олёной, и заодно с обормотом.
Потом мы сидели на кухне, которая сразу, как только туда вошёл Федос, стала меньше раза в три. Бабушка курсировала вдоль небольшого кухонного гарнитура: мойка, стол, узкая тумба, холодильник. Я вздыхала над тарелкой — сегодня я уже ела, прошло совсем мало времени, чтобы еда вызывала у меня аппетит. Федос же поглощал наваристый борщ с завидным энтузиазмом, заедая белым хлебом с майонезом.
— Есть тебе надо, — напомнила бабушка цель моего пребывания за столом. — Тощая, смотреть страшно.
— Не хочу, — проныла я.
— Ну и не хоти, — огрызнулась бабушка. — Так до старости и просидишь одна. Мужики не собаки, на кости не бросаются, а в тебе и приличного супового набора костей нету, — добавила, стрельнув в мою сторону гневным, осуждающим взглядом.
Я же посмотрела на Федоса, он в свою очередь молча наворачивал борщ, аж за ушами трещало. Молчание, как известно, знак согласия. Сразу вспомнилась Нелька — жена Федоса, которая не жена — в той точно парочка суповых наборов уместилось, с таким-то ростом. Маринка — его одноклассница, которая была влюблена в Федоса с седьмого по девятый класс, пока его в колледж из школы не выставили. У той уже к восьмому классу «женские прелести» были больше, чем у меня в двадцать шесть лет. И заодно море разливанное других женщин в жизни Федоса, которых я не знала, в глаза не видела, но что они были — не сомневалась. И что они фактурней меня — тоже.
— Как отец? — участливо спросила бабушка Федоса, пока я старалась не испепелить его взглядом за молчаливое согласие или не разреветься от обиды, как дошкалёнок.
— Нормально. Работает, — ответил Федос.
— Там же?
— Там же.
Отец Федоса, сколько я его знала, работал на судостроительной верфи сварщиком, чем вызывал неизменное уважение моей бабушки. «Человек при деле, профессии, на одном месте всю жизнь», — любила она привести его мне в пример, как бы говоря, что есть на свете нормальные люди, не то, что я, естественно.
А я что? Сварщик из меня получился бы еще хуже, чем художник, так что, несмотря на понимание всей глубины собственной никчемности и неприспособленности к жизни, я порадовалась за судостроительную верфь.
— Как только у такого порядочного человека, такой обормот вырос, — наигранно горько вздохнула бабушка. — Вот в кого ты такой бестолковый уродился. В мать?
— Не знай, — пожал плечами Федос.
— Чего бы тебе не пойти по следам отца, Федь, — бабушка даже села рядом, упёрла пухлую щёку в руку, громко, с надрывом выдохнула. — Пропадёшь ведь. Сгинешь за паршивый червончик. Поймают тебя на границе с этими машинами, что делать-то будешь? В тюрьму пойдёшь? Об отце подумал, за что ему на старости лет такое?
— Я, тёть Лен, машины давно не гоняю, — спокойно ответил Федос. — И когда гонял — это было законным делом. У меня теперь официальные салоны по продаже новых автомобилей. «Гранд» называются, может, слышали?
— Салоны… продажи… Нету среди вашего брата порядочных людей. Одни кровопийцы, да жулики. Пересажают вас скоро, так и знай!
— Не за что меня сажать, — флегматично ответил Федос. — Борщ — бомба, — ловко перевёл он беседу. — Лучшее, что я ел за последние лет десять.
— То-то же, — довольно ответила бабушка и забралась в морозильник за варениками. — Тебе с картошкой, творогом или вишней? — обратилась она к Федосу.
В мою сторону даже не посмотрела, оно и понятно, вареники я не любила сильнее борща. Аппетит имела отвратительный. Одно расстройство кормить меня, никаких нервов не хватит.