— Плюнь на меня!
— Нет.
— Давай же, черт побери, плюй!
Джон лежал у Ли между бедер в позе марш-марш любви.
— Ты хочешь, чтобы я на тебя плюнул?
— Тренировка. Я собираюсь сделаться настоящей актрисой, значит, надо привыкать, чтобы меня оплевывали. Действуй!
— У меня во рту пересохло.
— Ничего, справишься. Представь себе лимон. Через две недели на меня не только плевать будут. Обсирать. По-настоящему.
— Лучше ты плюй.
— Хорошо. Мне тоже надо учиться. — Ли плюнула.
Пузырчатый плевок повис у Джона на подбородке.
— Тьфу! — Он высунул язык и громко выдул мокрый ком.
— Грандиозно! — Ли хотела ответить, но только надула щеки.
У Джона получилось лучше.
— Не так смачно. Не из самых легких. Так только у Шекспира.
— Твои тоже могут. Креонт, он такой. — Джон, как чревовещатель, говорил сквозь стиснутые зубы.
Потом Джон лежал и прислушивался к дыханию Ли. Ее лицо покоилось у него на плече, а ладонь — на груди. В темноте он различал — или ему только казалось, что различал, — отзвуки смеха, на этот раз невеселого, саркастического. Антигона жила в своем времени. Он бодрствовал и слышал шарканье, негромкое постукивание и поскрипывание: это их жизнь катилась по предначертанным рельсам, неощутимо поглощая мгновения и набирая скорость. Невидимые руки дергали рычаги, щелкали выключателями и зажигали зеленый свет.
Ли просыпалась по утрам и врывалась в жизнь, как настоящий продукт Монтессори[65]. Хватала воздух большими глотками, улыбалась, говорила оживленно и громко. Выбегала из дома и тратила тысячи фунтов буквально ни на что. Сидела в гостиной под горой коробок. Занималась любовью с Джоном, обнимала, вытягивала из его тела жар и твердость. Спала, свернувшись, прижавшись к нему, как ребенок. И Джон понимал, что Ли исходила кровью. Теряла уверенность, и та липкими лужами стояла на полу. Холодный страх заползал в душу, обессиливал, лишал энергии. О пьесе она не вспоминала, текст в руки не брала — слишком была напугана. К концу недели Джон забеспокоился. В их безнадежном счастье появился намек на манию.
— Дорогая, мне кажется, тебе бы следовало…
— Не надо, Джон. — Ли крепко зажала ему ладонью рот. — Не говори ничего. Просто будь счастлив. Притворись, что все великолепно. Я знаю, что делаю.
Но она не знала. Просто делала то, что умела.
Шли дни. Ли бледнела и казалась загнанной. Все больше времени проводила перед зеркалом. Наносила косметику, стирала косметику, снова наносила. И пыталась что-то рассмотреть на своем лице.
Секс становился все настойчивее. Ли отбросила ласки и поцелуи, стягивала с себя только необходимое и, как куколка из порнофильмов, спешила сорвать аплодисменты.
Это случилось накануне начала репетиций. Они вышли из дома поужинать. Ли улыбалась и махала людям за другими столиками. Много пила, начала говорить невпопад, язык перестал слушаться. Наконец они замолчали.
— Отвези меня домой. — Не глядя на Джона, она поднялась.
В машине сидела с закрытыми глазами, а в окна моросил мелкий дождик. Первой вошла в темный дом. Налила стакан водки, сбросила туфли, стала подниматься по лестнице в спальню. Джон последовал за ней.
— Посмотри на меня. Помнишь, какой ты увидел меня впервые?
— Конечно. — Он хотел подойти и обнять Ли.
— Нет. Встань там. У стены. Отвечай.
— Что отвечать?
— О чем ты тогда подумал?
— О том, что передо мной Ли Монтана.
— Еще.
— Что она очень красивая.
— Еще.
— А что еще?
— Хотел увидеть меня раздетой? Хотел потрахаться?
— Вероятно.
— Вероятно? Еще.
— Что еще?
— Как тебе раздетая Ли Монтана? Груди устроили? Ноги достаточно длинные? Между ног подошло? А волосы: не слишком мягкие и блестящие? Попка, пупок, затылок? Ты это хотел потрахать?
— Ли, дорогая…
Она покачнулась и схватилась за лоб, будто что-то пыталась вспомнить.
— А теперь?
— Еще сильнее, ты же знаешь…
— Не меня… А вот это. — Она скинула платье и шлепнула себя по животу, оставив красный отпечаток. Потом по бедру, по плечу, по лицу. — Вот это… вот это… вот это…
— Ли, перестань…
— Не двигайся! Стой, где стоишь! Тогда почему я этого не чувствую? Не ощущаю себя желанной, обожаемой, привлекательной, сексапильной? Почему мне так не по себе и ты не смотришь на меня, как раньше?
— Ты напугана.
— Да, я боюсь этой чертовой пьесы. Меня запугала Антигона.
— Значит, надо…
— Тсс… Ни слова. Все знаю… Молчи и смотри.
65
Мария Монтессори (1870–1952) — итальянский педагог. Разработала и внедрила в своей школе систему свободного воспитания детей.