Лейдон поворачивается, когда говорит первый ребенок, и всё меняется.
Оливия что-то говорит с тихим выдохом. Возможно, я не понимаю её слов, но разделяю это мнение, как и все присутствующие здесь.
— Это… — говорю я.
Лейдон поворачивается и смотрит на меня, нахмурившись, в его глазах вспыхивает гнев.
— Что? — спрашивает он, двигаясь, чтобы загородить детёныша.
Качая головой, я изо всех сил пытаюсь подобрать слова, которые не прозвучат неправильно.
— Твой? — спрашиваю я, не находя слов получше.
— Да, — отвечает Лейдон, агрессивно наклоняясь.
— Это значит… — поворачиваюсь, я смотрю на Оливию и на новое, более светлое будущее, на которое я когда-либо смел надеяться. Я не рассматривал возможность того, что, возможно, мы смогли бы… Оливия кладёт руку мне на плечо и шумно выдыхает, когда женщина со старшим ребёнком говорит что-то на их человеческом языке. Капля влаги скатывается по щеке моего сокровища, и я вытираю её.
Она обнимает меня, и я беру её в свои объятия.
Будущее.
— Так что же вы, ребята, делаете здесь, в такую жару? — спрашивает самка со старшим детёнышем на идеальном языке змаев.
Она встала рядом с Лейдоном, и более чем очевидно, что они принадлежат друг другу. Ни один змай не мог упустить связь с его правом на неё.
— Мы обсуждаем условия нашего въезда в ваш прекрасный город, — говорит вождь, как всегда дипломатично.
— И все эти девушки тают здесь, пока ждут всех вас? — спрашивает другая женщина, тоже на идеальном языке змаев.
Вождь ничего не говорит. Лейдон отводит взгляд.
— Лейдон, дорогой, — говорит первая женщина.
— Нет, — отвечает Лейдон, не глядя ей в глаза.
Она подходит к нему, кладёт руку ему на грудь. Ребёнок на её бедрах протягивает руки к нему.
— Папа, — говорит ребенок высоким и почти скрипучим голосом.
Лейдон берёт ребёнка, поднимает его, затем целует в каждую щеку, прежде чем прижать к груди.
— Лейдон, — снова говорит женщина. — Давай впустим женщин внутрь.
Она кладёт руку ему на грудь рядом с ребенком. Они смотрят друг другу в глаза.
— У нас недостаточно эписа для них, — говорит он, делая размашистое движение рукой.
— У нас всё будет хорошо, — уверяет она его.
— Наши запасы на исходе, — говорит он.
— Они принесли свои, — отвечает она.
Он хмурится, и очевидно, что ему хочется ещё поспорить, но столь же очевидно, что она победит.
— Хорошо, — говорит он наконец. — Только самок.
Она поднимается на цыпочки и целует его. Глубоко и страстно. Когда они расстаются, она забирает ребенка.
— Иди к мамочке, Илладон, — говорит она.
Малыш воркует и смеётся, переключаясь с отца на мать.
Все смотрят. Никто не смеет говорить.
Лана подходит и разговаривает с двумя женщинами, держащими младенцев. Все трое обнимают друг друга, и очевидно, что они все друзья. Оливия обнимает меня за талию, а я кладу свою руку ей на плечи.
Два наших вида могут иметь детёнышей.
Мы с Астаротом встречаемся глазами через головы женщин. Он улыбается. Он знал, что это возможно. Он кивает, как будто понимая, о чём я подумал.
Самки собираются вместе и разговаривают. Когда они закончили, та, кто разговаривала с Лейдоном, присвистнула, привлекая всеобщее внимание.
— Хорошо, мальчики, — говорит она. — Вы все останетесь здесь и уладите свои разногласия. А тем временем все женщины зайдут вместе с нами.
Меня охватывает холодный шок. Нет.
Инстинктивно я крепче сжимаю Оливию. Она кладёт руку мне на грудь, и я смотрю вниз, чувствуя себя эгоистично, видя её ужасное состояние. Для неё здесь слишком жарко, ей нужен лучший воздух в городе. Ей нужен эпис.
Она что-то говорит. Её пальцы проводят горячую линию по моей щеке, вниз по шее.
Я закрываю глаза, готовясь к тому, что, как я знаю, мне нужно сделать.
Я отпустил её.
Самая трудная вещь, которую я когда-либо делал в своей жизни.
Она задерживается рядом со мной, затем отходит, глядя через плечо и направляясь к женщинам с младенцами.
Из лагеря выходят всё больше женщин, пока они не сбиваются в кучку. Их группу проводят к шлюзу и дальше. Оливия одна из последних, затем они оказываются внутри купола.
Внутри города. Заблокирована от меня.
Когда группа направляется в город, она оглядывается через плечо, пока мы больше не можем видеть друг друга.
Такое ощущение, будто часть меня уходит, оставляя пустоту там, где она должна была быть.
Глава 17
Оливия