ься. И это даже не требовало от него каких-то усилий воли. Деньги же опьяняют возможностями только тех, кто эти возможности примеряет на себя, думает о них, мечтает, жаждет. Однако есть ещё насущные потребности. Прохудится одежда, и в чём ты будешь ходить? Сломается инструмент, и чем работать? Наступят, не дай бог, чёрные дни, когда ты захвораешь либо останешься без урожая. И как тогда выживать, если у тебя ни гроша за душой? Причём речь идёт не только о себе, но и о близких. О бабуле. Может и о Лале – не всё и не всегда она способна наколдовать. – Я вам не буду специально невесту показывать, она не медведь не ярмарке, – произнёс он наконец. – Но попрошу стражников, чтобы не гнали вас, сможете на лавочке рядом с домом посидеть, дождаться её. Расскажу вам всё, что можно, но не всё. И некоторое из того, что я расскажу, не будет правдой. У феи есть свои секреты, которые чужим знать не положено. Если вас устраивает, я готов. Только деньги вперёд. – Ну, кажется выбора у меня нет, – смиренно развёл руками воин. – Твои условия принимаются, молодой человек. Вон, лодочник будет свидетель, что ты это серебро не украл. Будешь свидетелем? – Буду, – кивнул Шим оторопело, пребывая в шоковом состоянии от размера обещанной Руну суммы. Воин достал кошель, отсчитал двадцать белых монеток, протянул Руну. Затем достал два медяка, сунув их Шиму: – Вот тебе награда. А теперь плыви отсюда. Этот разговор не для твоих ушей. Лодочник послушался. Рун дрожащей рукой торопливо спрятал монеты в карман. Минут пять он потратил на рассказ. Говорил всё то же самое, что и остальным. Поймал дедовым зельем, обещал отпустить за три желания. Пока решал, чего бы загадать, полюбил, в шутку загадал, чтобы и она полюбила, а она и исполнила. Третье желание ещё не потрачено. Но фея может колдовать для себя и без желаний. Поведал про то, как дорожку из цветов и яички с существами сотворила, как дом исправила да обстановку, а монаха одарила светящимися камнями. Упомянул и про дар бабули. Все же узнают, и очень скоро, так есть ли смысл скрывать от данного человека? Открыл, что свадьба не ранее чем через пол года. Если у воина и были какие-то свои вопросы, он о них запамятовал. Вид у него был немного потрясённый. Когда Рун закончил, он молчал озадачено. – Пойдёмте к избе, скажу про вас стражникам, – напомнил Рун, поднимая коромысло на плечо. Воин без слов зашагал подле. Лишь почти у самого дома к нему вернулась речь. – И как ваш барон относится к тому, что ты женишься на фее? – осведомился он сдержанно. – Сегодня приезжал сюда, мы с ним как раз об этом говорили, – поведал Рун. – Обещал дом подарить перед свадьбой и всячески помогать. Воин посмотрел на него в задумчивости, и даже как будто с жалостью. – Я бы на твоём месте уши особо-то не развешивал, – посоветовал он негромким голосом. Рун ответил ему взглядом, полным непонимания: – Вот моя изба. Можете тут на лавочку у ограды сесть, если хотите. Лала ушла с девушками местными, думаю, вернётся через час-другой. Воин сразу уселся. Рун, поставив вёдра у калитки, направился к стражникам. Рыцаря подле них уже не было. Поздоровавшись, Рун быстро объяснил им, в чём дело, мол разрешил путнику на лавочке посидеть, дабы увидеть фею вблизи. – Не положено это, – строго сказал один из стражников непререкаемым тоном. – Ну как не положено? – растеряно произнёс Рун. – Если вы его погоните, мне придётся его в дом пустить, чтобы там ждал. Я ведь ему слово дал Лалу показать. Мне бы не хотелось его в дом заводить, я его не знаю. – Пусть сидит, – смилостивился второй стражник. – Но ты, друг, будь поумнее в следующий раз. Если видишь, что знатный кто, кому боишься отказывать, посылай к нам, говори, мы решение принимаем. А мы его погоним. Не давай себе на шею садиться. А не то тут скоро очередь будет в версту длиной из желающих на твоей лавочке посидеть. – Ладно, – пожал плечами Рун. Первым делом он зашёл в дом. Нужно было спрятать деньги. Достал бабулин узелок, схороненный на дне сундука под старым тряпьём. Развернул, выложил туда свои двадцать монеток, пересчитав их прежде ещё раз. Вздохнул взволнованно. Тридцать серебра уже в сумме скопилось! И горсть меди. На эти деньги много чего можно купить. Даже коня. Не самого лучшего, но и не клячу старую еле ходячую. Прямо богатство у них. Солидная кучка монет. Снова завязал узелок, убрал обратно. И потом ещё долго сидел, не в силах продолжить работу из-за внутренней взбудораженности, погружённый в задумчивость. Только сейчас он начал осознавать, насколько Лала меняет их с бабушкой жизнь. В какую-то иную удивительную недостижимую доселе сторону достатка и благополучия, о которой и не мечталось. Ранее он не видел для себя будущего, теперь же оно появилось. Пугающе светлое. Пугающе, потому что пока у тебя ничего нет, нечего и терять. А теперь есть что. А не хочется. Вот оттого и страшно. Немного, самую малость. Рун успел сделать за водой ещё всего три рейса. Сходил первый раз, вернулся, воин перебрасывается словами о чём-то неторопливо со стражниками в сторонке. Сходил второй раз, он им рассказывает что-то, они смеются. Сходил третий, воин сидит на лавочке с ошеломлённым выражением лица. Стражники стоят поблизости. – Пришла твоя, – сообщил один из них Руну. – Мрачна… как туча! Не в духе сильно. Обидели её что ли? Мы не посмели спросить. Узнай, если обидели, укажи нам, кто виновный. Мы накажем. Рун выслушал это с удивлением и поспешил в дом. Лалу он нашёл в горнице. Она расхаживала взад-вперёд, сжав кулачки, в глазках её сверкал гнев. – У-у-у, нехорошие! – промолвила она с негодованием. – Милая, что случилось? – обратился к ней Рун обеспокоенно. Лала остановилась. На её личике была смесь разочарования и осуждения. – Они нехорошие, девушки эти, вот что, – заявила она раздосадовано. – Стали мне про тебя дурное говорить. Прямо на девичнике, Рун! – Только и всего? – подивился он. – Ничего себе «только и всего»! Разве можно так поступать?! – она снова принялась расхаживать. – У-у-у! Рун рассмеялся: – Лала, прости. Ты столь мило сердишься. Из-за подобного пустяка. Кажется милее нет картины, чем сердитая фея. Так и хочется тебя обнять. – Ну так обними! – сурово посмотрела она на него. – А то ишь какой! Даже не обнимет! Он быстро подошёл к ней и прижал к себе. Она была вся напряжена. – У-у-у, нехорошие! – снова вырвалось у неё c обидой. – Расскажи подробно, что было, красавица моя, – попросил Рун очень ласково. Лала вздохнула. – Сначала всё шло чудесно. И венок мне сплели из цветочков, и песенки пели, и меня учили их петь, и игры были разные забавные, и хоровод. А потом… мне стали вопросы про тебя задавать. Ну так полагается вроде у вас на девичнике, у невесты вопрошают про жениха. А она им хвалится. Это приятно. Но что-то я замечаю, у них лица странные, когда я рассказываю, какой ты у меня славный и хороший. И тут вдруг начали отговаривать выходить за тебя. Злое про тебя стали твердить. Я им говорю, это неправда, феи разбираются в людях. А они меня даже не слышат. Все наперебой, мол, вы его знаете всего ничего, а мы всю жизнь, и такой он, и сякой, и бить будет наверняка после свадьбы. Мол, вы из-за своего волшебства влюблённости не видите, какой он на самом деле, а наступит прозрение после венчания, поздно будет. Я… Я… Не выдержала этого всего. И полетела от них домой. Они что-то мне кричали, пытались догнать. Но я в сердцах на них… немножко медлительности наложила временно на передвижение. Они и не догнали. Вот. Испортили мне всё. И девичник, и настроение. У-у-у, какие! – Ну, Лала, они о тебе беспокоились, искренне, не гневайся на них, – мягко принялся увещевать её Рун. – Бог с ними. Я уже привык к этому, мне кажется, так и должно быть. Что тут сделаешь. – Даже если они обо мне заботились, они всё равно нехорошие, – грустно произнесла Лала. – Нельзя жениха ругать при невесте. Тем более, в её праздник. – Ну прости их, любимая, – улыбнулся Рун добродушно. – Теперь я лучше понимаю, как к тебе люди относятся, раньше не понимала до конца, это сложно понять, – поведала Лала с сожалением. – Кстати, Найя помалкивала. Другие хором про тебя дурное, Рун, а она молчит. Вот. – Ну, хоть у одной совесть проснулась, – порадовался он. Но Лала не разделила его радости. – Признавайся, что между вами, – уставилась она на него пристально с подозрением. – Лала, не сходи с ума, – рассмеялся Рун. – Ты же это не серьёзно, да? – Очень даже серьёзно. – Разве была бы магия в объятьях, коли бы мне другая нравилась вместо тебя? Лала призадумалась ненадолго. – Наверное нет, – чуть успокоившись, неуверенно ответила она. – А сейчас магия есть? – Даже много, – её голосок заметно потеплел. – Ну вот видишь. К тому же ты красавица. Найя по сравнению с тобой… Ну как тут можно сравнивать!? Ты хоть понимаешь, насколько ты прекрасна? Она просто немного миленькая, и всё. Заурядно недурна. А на тебя… глаз не оторвать, Лала. Сердце так и поёт, когда ты со мной. И потом, ты не забыла, что мы с ней не в ладах? Пусть сейчас она помалкивала, раньше было иное. Такие вещи не располагают к симпатиям. Она мне вообще не нравится, совершенно. Давай забудем про неё наконец, про них всех. И сосредоточимся на том, что здесь и сейчас. – На чём ты хочешь сосредоточиться? – с любопытством посмотрела на него Лала. – На всём. Лала продолжала буравить его глазками с весёлым невинным очаровательным недоумением. – Хочется чтоб поласковее была, – объяснил он полушутливо. – А то жених тут, рядом, обнимает, а она всё сердитс