гробе зимой. После стал кровью кашлять… и всё. Дедушка мне признавался, у него и самого был период, когда он почти каждый день к кружке прикладывался. Кое-как переборол. Я не пробовал ни разу, мне и не хочется. Я не знаю, что это, поэтому не могу хотеть. Поэтому свободен от тяги, от желания. Я свободен. Главное не попробовать ни разу, и так и останусь свободен. Навсегда. Я желаю, чтобы твой будущий сын крепким и здоровым уродился. Но пить за это не стану. Извини. – Да уж, – промолвил Фиор с задумчивым удивлением. – Не зря говорят, что ты с причудами. Я с тобой помириться хотел. От души, по-человечески. А ты вот так? Пойдём выпьем, кому говорят, хватит дурака валять. А иначе мы с тобой во врагах так и останемся. Я тебе не прощу, что ты за моё дитя отказался со мной выпить. – Нет, – твёрдо сказал Рун, окончательно потеряв к собеседнику интерес. – Пойдём, – не сдавался Фиор. – Я полезный друг и плохой враг. Ты же знаешь. Моя семья… мы главные в деревне. Без нас ничего не решается. Соглашайся, последний раз прошу. Вот же чудак человек, ему выпивку предлагают задарма, а он выкаблучивается. А то ведь, коли будем мы враги, придётся мне вспомнить старые времена. Это было весело, между прочим, пакости разные делать. Зная, что мне ничего не будет, что тебя будут за них костерить. Развлекались мы с дружками по полной. Всё это может снова начаться. Давай мириться, друг. – Вот что, друг, – вполне миролюбиво ответил Рун, смерив его пристальным взглядом. – Не подходи ко мне больше. Никогда. Ещё раз заговоришь со мной, я пожалуй не пожалею на тебя третье желание. Фея для меня итак колдует. Чего бы не потратить на хорошего человека. Загадаю, чтоб ты пах всегда словно мертвечина. Или какал змеями. Живыми. Как тебе такой вариант? Или за тобой черти приходили по ночам и резвились в твоей постели. Я для тебя что-нибудь особенное придумаю. У Фиора лицо исказилось испуганной гримасой, он стал бледен как полотно, развернулся и торопливо пошёл прочь, почти бегом, спотыкаясь. Рун вздохнул. Пока Лала здесь, о Фиоре можно боле не беспокоиться, а уйдёт она, что тогда? Но как с этим человеком поладить, если он пытается ладить запугиваниями? Интересно, где граница между гордостью и самоуважением? Не подчиниться – это гордыня? Их семья и правда здесь главные. Но пить по требованию – перебор. Не настолько они главные, чтобы подчиняться в подобном. Когда у тебя есть враги, это данность, от которой никуда не деться. С этим надо просто смириться. Может Лалой угрожать не очень правильно. Вроде как прячешься за неё. «Ну, будем считать, то была не угроза, а шутка. Это же неправда, никогда бы я такого не загадал. И желаний у меня нет», – утешился Рун. Погружённый в подобные размышления, он сам не заметил, как дошёл до края деревни. Цветы росли за оградами, не вплотную, но вблизи, относительно скромным по площади очажком природной красоты. Откуда они здесь и почему, неизвестно, но они всегда здесь были, сколько он себя помнит, каждое лето. Коровы их не едят, свиньи тоже равнодушны, ребятня не трогает, поживится-то нечем, рядом ни ягод ни хотя бы ранетки какой или корешков сладких. Рун стал рвать цветы, выбирая самые крупные и ровные, без повреждений или повядших лепестков. Сорвал один, второй, третий, только тут заметил, что на одном из этой троицы сидит небольшой шмель. Как будто никуда не торопится, просто посиживает, не шевелясь. В былые времена Рун стряхнул бы его, и всего делов, но после Лалы, после того, как они носили гусениц, совестно стало. Тоже ведь живое существо. Рун попытался осторожно пальцем пошевелить насекомое, чтобы оно испугалось и улетело. Но шмель вместо этого тут же перебрался ему на палец, уселся там, принялся деловито чиститься, как ни в чём не бывало. Рун разулыбался, наблюдая за ним. Может шмель так поступил из-за Лалы, как она предсказывала, что животные станут охотнее подходить к нему. А может это была случайность. Но доверие невинной твари всё же приятно. Со шмеля на палец в заметном количестве падали крохотные частички земли. – Ну ты и чушка, – подивился Рун весело. – Где ж ты так испачкался? Лети уже давай. Шмелёк перестал чиститься, расправил крылышки, пожужжал ими немного на месте, словно испытывая, взмыл в воздух и не спеша полетел прочь. Встреча с ним почему-то улучшила Руну настроение. Тут же забылся весь негатив от разговора с Фиором. Рун сам удивлялся этому, и пока рвал цветы, и пока возвращался домой. Словно от Лалы и он научился радоваться простым вещам. Счастье заразительно? Или просто счастлив от того, что Лала есть, и потому любое мелкое доброе происшествие возвращает в это состояние? Невдалеке от дома он пересёкся с соседом Ниором, вышедшим со своего двора с косой. В прошлом прошёл бы мимо не глядя, теперь вроде как неловко, люди стали добрее к нему, нужно отвечать тем же. Поздоровался. Ниор посмотрел на него с неприязнью и промолчал. Но Руну было всё равно. Отметил про себя, что с Ниором боле не здороваться – не хочет, так зачем беспокоить его и унижаться самому. Делов то. Лала всё ещё спала. Бабуля уж и курям дала корма, и огород обошла весь со своей магией. Сейчас она готовила на летней печечке у избы. Еды у них и без этого оставалась много, той что народ надарил, кажется, готовить и ни к чему. Но фею кормить вчерашним зазорно, всё же почётная гостья. С утречка бабушка решила попотчевать её горяченьким. – Хочешь, Шашу на лужок отведу пока? – спросил Рун у неё, не зная чем себя занять. – Не надо, сынок, я позже сама её отведу, да в лес сразу всё же схожу, по ягодку, – ответствовала старушка. – Погреб тогда почистить? – Отдыхай, Рун, – добродушно молвила бабуля. – Ты сегодня к барону идёшь. Как гость. Почётно. Такого ещё не бывало. Ни с кем средь родни нашей. Да и в деревне, я думаю. Особенный день. Не работай в него. Будешь как господин. – Что за фантазии такие у тебя? – рассмеялся Рун. Бабушка тоже улыбнулась. – Ты, Рун, молодой ещё, не понимаешь, что с тобой происходит. Сегодня. Потом будешь детям своим рассказывать. И внукам. Про этот день. Сам будешь изумляться. – Я, бабуль, понимаю. Просто пока со мной Лала, всё остальное по сравнению с ней… мелочь. Что мне барон, когда есть она? Чужой мужик, вот и всё. – Про фею, внучок, твои детки не очень поймут. Это надо увидеть, чтобы понять. А про барона. Все рты раскрыв будут слушать. Легендой станут передавать из поколения в поколение потомки твои. Как ты был гостем в замке. – Глупости это всё, – пожал плечами Рун. – Меня же принимать будут не из-за меня самого. А из-за Лалы. Терпеть будут. Если бы меня барон прям возжелал гостем видеть, сам бы привечал, поклоны бил. Вот это я понимаю. – Поклоны бил! – развеселилась старушка. – Ох и выдумщик ты, внучок. Ещё похлеще своего деда. Даже он о таком не помыслил бы. А ты рассказывай своим деткам будущим, как барон тебе кланялся да прислуживал. Они ж правды не узнают. Выйдет, словно это и есть правда. – Ну, как только народятся, так сразу и поведаю им, – усмехнулся Рун. – Но чего мелочиться-то тогда? Скажу, сам король в ногах валялся. А боги сошли с небес и умоляли о милостях. Бабушка фыркнула со смеху и лишь покачала головой. Похоже, у неё настроение тоже было приподнятым. Беззаботность некая присутствовала впервые в их жизни. Не нужно было чересчур волноваться о завтрашнем дне, о зиме, о весне. Будущее из неопределённого стало определённо радужным. Хорошим. Как минимум на ближайший год. Рун вернулся в избу. Лала всё так же мирно почивала. Он лёг на свою лежанку, положил букет себе за спину. Стал любоваться на невесту свою ненаглядную, как она спит. Благо она лежала на боку личиком к нему. Подумал, не взять ли её за ручку. Ей бы счастливее стало в её снах. Но так хотелось просто расслабиться и смотреть на неё. Рун, испытывая некоторые угрызения совести, пошёл на поводу у своих желаний. Лежал, и смотрел. И всё дивился – насмотреться невозможно, сколько не гляди. И сердце так и радуется, так и радуется. Ненаглядная и есть, как ни крути. – Рун, – позвала Лала сквозь сон грустно. Он вздохнул. Всё ищет его, похоже. – Лала, – очень тихо позвал он её в ответ ласково. Она будто услышала, личико её просветлело, озарилось лёгкой улыбкой. А потом опять погрустнело. Он не выдержал, поднялся, сел рядом с ней, положил ей руку на плечико. Она сейчас же разулыбалась счастливо. И открыла глазки. Лежала, взирая на него, и сияла. – Прости, красавица, разбудил тебя, – повинился он добродушно. – Наконец-то нашла, – сообщила она, довольная. – Я так и понял, – отозвался он весело. – Как же хорошо было спать в лесу, ты не представляешь, – она вдруг заметила цветы на его лежанке. – Ой, а что это там у тебя, Рун? – Цветочки, – похвалился он. – Это мне? – Ага. Сходил нарвал с утра, – он быстро повернулся, взял букет и протянул ей. – Прими его, как дар моей любви, невеста дорогая. Лала мгновенно села. – Да ты же мой хороший! – расцвела она безмерным счастьем. – Спасибо, Рун! Какие красивые! И необычные. А пахнут! Глядя на неё, Рун осознал, что этот подарок стоил в сто крат затраченного на поход за ним времени. Вроде бы такая мелочь. А ей бесконечно приятно. Она встала, прижимая букет к себе. А сама так и светится, так и светится вся. Радуется. – Рун, спасибо большое! Куда бы их поставить? Кадушечку бы махонькую. С водичкой. – Сейчас, – он быстро вышел в заднюю комнату, взял там кадушку, плеснул в неё воды. Вернулся, поставил на стол. – Вот. Лала погрузила букет в кадушку, стлала поправлять, чтобы распределить цветы