*****
Рун, пока оставался один, не терял время даром. Привычка есть привычка, сначала дела, потом страдания. Смастерил шалаш – мало ли, вдруг Лала и завтра никуда не захочет идти. Пусть лучше будет. Далее ещё сходил за хворостом и припасами. Когда ты с феей объятий, всё равно дел меньше. Вроде и у озера, то есть там, где много воды, а ничего не надо стирать, всё на тебе чистее чистого. Даже из обуви не пахнет совершенно. И самому нет нужды мыться. Странно и не обычно, но к хорошему быстро привыкаешь. Ещё не надо бояться зверей, не нужны никакие предохранительные меры от хищников. В общем, рано или поздно Рун закончил заботиться о житейском, углубившись в свою хандру. Лежал на лужку и глядел в бесконечность неба, слушая как грусть играет на струнах души. Вспомнил вдруг, как ещё недавно собирали вместе веточки, разулыбался, но быстро осознал отчётливо, что этого всего более нет, и ещё сильнее погрузился в тоскливость. Чувствовал, будто ушло что-то прекрасное, чего уже не вернёшь. Однако оно хотя бы было, и память о нём согревала, потому и тоска была светлой, не той что ввергает в депрессию и угнетает. Просто очень-очень грустно. Человек есть человек, даже в хандре часами не пролежишь без движения. Было жарко, Рун приподнялся попить, всмотрелся на всякий случай вдаль, и тут же сел с удивленным видом. К берегу быстро приближался небольшой серебристый плот, на котором стояли две девушки – Лала и ещё кто-то. Они не гребли, у них не было вёсел, а плот плыл, размеренно и ровно, нисколько не покачиваясь. Рун так и застыл, наблюдая за происходящим дивом. Вскоре плот причалил, сам остановившись в полушаге от суши. Лала воспарила, держа другую девушку за руку, помогла ей сойти на берег. Девушка шла неуверенно нетвёрдой походкой, словно человек после долгой болезни, но при этом цвела жизнью и бодростью. На ней было красивое платье, очень похожее на наряды Лалы – та же короткая юбочка, та же воздушная ткань, та же безупречность пошива. Едва она оказалась на прибрежном песке, плот позади неё рассыпался на отдельные серебряные кусочки, поплывшие белым облачком от берега вглубь, и Рун понял, что это вообще-то стая рыб. Он поднялся на ноги с озадаченным выражением физиономии. Обе девушки неторопливо направились к нему, держась за руки. Рун стоял, дожидаясь их, пытаясь сообразить, что происходит. – Лала, а это кто с тобой? – спросил он с недоумением, когда девушки приблизились. – Тоже фея? Личико Лалы было спокойным. Кажется, она уже не горевала. Возможно немного налёта печали просматривалось в глазках, и только. – Рун, разве ты не узнаёшь? – промолвила она негромко. – Это же Мияна. Русалочка. Я её на время в человека обратила. Чтоб вместе погулять. – Не, не узнал, – покачал головой Рун, и добавил с осторожным сожалением. – Ох, Лала, поберечь бы тебе магию. А то как восстанавливать-то теперь. – Прости, – мягко повинилась она. – Да мне-то за что прощать, – ответил он искренне. – Магия твоя, а не моя. Просто… так безопаснее для тебя. – Зато Мияне приятно. Походить ножками, платьице поносить. Когда ещё ей выпадет такой случай? – добродушно произнесла Лала. Мияна смущённо улыбнулась: – Можно мне тут с вами побыть немножко? – Вы прям меня за изверга какого-то держите с Лалой, – вздохнул Рун. – Разве я в праве кого-то прогонять или не пускать на этот берег? – Ну, вдруг тебе неприятно, Рун, что я тут. – С какой стати? – поинтересовался он. – Мы что, враждуем? Или в ссоре? Вроде нет. Хорошо, что у Лалы есть подруга. Не скучно будет вам вдвоём, я рад. Мияна весело посмотрела на Лалу. Рун быстро поправил расстеленную на земле куртку, постелил ещё сверху кусок серой материи. – Вот, садитесь. Если хотите. – Спасибо, – улыбаясь, поблагодарила Мияна. И снова обратила взор на Лалу. – Он и правда очень милый. Девушки уселись. – Ах, как странно, быть человеком. И чудесно, – мечтательно сказала Мияна. – Завидую я вам. Можете идти куда хотите, бывать в разных местах. Столько свободы. А я всю жизнь в озере проведу. – У вас большое озеро, – заметил Рун. – Просторное. Я вот почти нигде не был. И мой дядя. И бабуля. И много кто ещё из нашей деревни. Что толку, что мы можем ходить? Особо не походишь никуда, когда ты беден. А если и гонит в чужеземье, так только беда или нужда. – Всё равно, я бы хотела стать человеком навсегда. – Мияна, я не смогу навсегда, мне это не по силам, – извиняющимся тоном поведала Лала. – Я понимаю, – отозвалась Мияна с теплотой. – Не стоит вам становиться человеком насовсем, – чистосердечно поделился мыслью Рун. – Рун, ты меня на вы называешь? Озёрную русалку? – иронично воззрилась на него Мияна. – Нельзя тебе человеком становиться, – поправился Рун. – Почему? – Без дома, без семьи, без денег. Кто защитит от произвола? Тогда уж надо быть дурнушкой хотя бы. А не такой… красивой. Добром не кончится, поверь. Лала хоть с магией, и фея, и то я переживаю за неё. – Люди настолько жестоки? – Жестокости хватает, – кивнул Рун. – И ты жестокий, Рун? – Считается, что да. В моей деревне. – И ты б меня обидел? – Нет. – А взял б меня в свой дом, в свою семью? Сестрою? – Да можно, – задумчиво проронил Рун. – Но этого ж не будет. Зачем и спрашивать. И мы бедны. Навряд ли ты была бы счастлива, живя у нас. Я думал, ты пришла чтоб с Лалой говорить. А ты со мной всё. А она скучает. – Я не скучаю, Рун, – заверила Лала, чуть улыбнувшись. – Не нравится со мною говорить? – аккуратно осведомилась Мияна. – Я… не любитель разговоров, вот и всё, – пожал плечами Рун. – Ты тут ни при чём. – Рун, мне может быть за всю жизнь уж не удастся боле поговорить вот так… с человеком. – Ну, мне не жалко и поговорить. Только особо не о чем как будто. – Не любят у вас русалок, Рун? – Не так чтобы не любят. Побаиваются просто, – признался Рун. – Молва твердит, вы топите людей. Хотелось бы узнать, зачем. – Русалки всякие бывают, Рун. Есть злые, есть добрые. Иногда некоторые из нас мстят людям. Вы беды нам чините. Ставите сети, крючки кидаете и мусор. Пугаете. Но чаще всё же… Рун, русалки одиноки очень. Случается, с ума сходят от одиночества. Вот тогда и топят… мужчину. Чтобы хоть так, хотя бы с телом. Побыть. Прижаться. Я знаю, в нашем озере с пол века назад одна русалка сошла с ума. И утопила. Охотника молодого. – Ты тоже одинока? – Да. – А что другие русалки с тобой не дружат? – Причём тут это, Рун? – подивилась его недогадливости Мияна. – Я имела в виду… Вот вы с Лалой обнимаетесь. А меня никто не обнимет, быть может никогда. Подружек у меня хватает. Нету того, кто полюбил бы. Кому бы стала дорога. От этого тоскливо. Бывает временами. – Мне жаль, – чистосердечно посочувствовал ей Рун. – Нет ли у тебя, Рун, друга, который бы мог полюбить русалку? Чтоб был хороший. И не предал бы точно, не обидел, не попытался бы поймать, – улыбнулась Мияна. – Все мои друзья сейчас здесь. Других у меня нет, – коротко заметил Рун. – И я твой друг? – мило посмотрела на него она. – Ну, если хочешь. Обычно не хотят. – Как чудесно! Тогда обняться надо, Рун. По дружески, – озорно произнесла Мияна. Лала в немом изумлении уставилась на неё. – Мои объятья только для одной. Прости, никак, – ответил Рун сдержанно. Лала одарила его благодарным взглядом. Потом перевела посуровевшие глаза снова на Мияну. – Ну, Лала, не сердись! Я же шутя. Он твой, я знаю. Я бы не посмела, – рассмеялась та. – Коварная, – с мрачным юмором подвилась Лала. – Хотите есть? – предложил Рун. – Я быстро разогрею. – Не нужно, спасибо, – вежливо отказалась Мияна. – Я здесь по делу. Лала, ты не могла бы отлететь немного. Чтобы нам с Руном побеседовать наедине. А то мне ходить трудно. – Но чур не обниматься, – серьёзным голоском сказала Лала. – Ладно, ладно, – разулыбалась Мияна. Лала вспорхнула. Рун озадаченно наблюдал, как она отдаляется, летя вдоль берега. – Рун, Лала хочет примиренья, – сообщила Мияна негромко, когда Лала оказалась шагах в тридцати. – Но не знает, как это сделать. И хочет, и обижается на тебя. Зачем ты её обижаешь, Рун? – Я виноват, – вздохнул он. – Сам не пойму, почему мы ссоримся. Это уже не в первый раз. Я вообще-то толстокожий, что касается обид. Меня обидеть просто нельзя. Что ты не говори, как не обзови, я и бровью не поведу. Мне будет всё равно. А с ней всё ровно наоборот. Прям жжёт огнём внутри, если что не так. Проблема в том, Мияна, что я бы может и стерпел, подождал немого, и отлегло бы. Но она же чувствует. Ведь когда я расстроен из-за неё, так сразу магия из объятий исчезает. Никак не скрыть. И тут начинаются выяснения отношений. Приходится открывать всё, что на душе. А там в этот момент не самое позитивное настроение. Я всегда в подобных ситуациях до конца честен с ней. Говорю без утайки, что да как. Не могу ей врать. Одно дело промолчать, и совсем другое соврать прямо в глаза. К тому же мне кажется, у меня и не выйдет ей соврать. – Да, сложно всё у вас, – задумчиво молвила Мияна. – Ты, Рун, на неё так остро реагируешь, потому что она тебе дорога. На тех, кто не важен, какой смысл и обжаться. А отношение к те