"Они говорят, кто-то умрет..."
- Возсссссможшшшшно... Но я поссссстараюсссссь ссссохранить его жшшшшисссснь и сссссвою... Позсссссволь мне...
Ой, да пусть делает, что хочет! Мне уже было все равно. Все равно на тупую боль в шее, на ласковые руки, перебирающие мои волосы, на солоноватый привкус крови во рту. Единственное, чего мне хотелось, так это чтобы это все поскорее закончилось...
***
Небывалая легкость и чувство полета. Такого я не чувствовала даже в раннем детстве, когда папа катал меня на плече, иногда подбрасывая в воздух или прыгая вместе с обхватившей его голову и визжащей от восторга мной. Нет, сейчас я парила, будто облако, куда-то вверх. Распахнула глаза... И правда лечу! Вокруг клубятся белоснежные метели, но почему-то не холодно, ветер не бросает в лицо снежное крошево, и дышится легко-легко... А земля где-то совсем далеко, лишь пару раз за кружащимися хороводами снежинок мелькнули очертания гор. "Какой чудесный сон..." - с восторгом думала я, мечтая, чтобы этот сказочный полет продлился как можно дольше...
- Не, ну хорош, а то взлетишь на свою голову! Ну никакого уважения, мимо нас она пролететь вздумала и выше забраться! - раздался насмешливый голос откуда-то снизу, и меня бесцеремонно схватили за голень и потянули вниз.
Приземлилась я, на удивление, мягко и опять не почувствовала холода, хотя стопы коснулись голого камня.
- Ну дай хоть поглядеть на тебя, посланница!
Пурга, повинуясь чьей-то воле, рассеялась, и я увидела перед собой двух странного вида мужчин. Первый, весь черный и в черном, до безобразия напоминал Бесноватого, не столько внешне, сколько выражением лица и манерой держаться. Лихо закинув одну ногу на другую так, что щиколотка верхней лежала на колене нижней, он чуть не насвистывал, вперившись в меня всевидящими карими очами. Одет он был как егерь, загорелым был как корсар, сложен как цирковой силач, а аура его давила не в пример больше, чем у Гарета. Второй же вид имел доброжелательный и светлый. Этот невысокий, полненький лысый мужичонка походил на любящего дядюшку или на добряка-жреца. Не ощущалось от него и свирепой необъятной силы, как от первого, зато шедшие от него ласковое тепло и чуткая забота непонятным образом ощущались практически физически. Еще одной странностью был его наряд: просто белая простыня, чудно обернутая вокруг тела и красивыми аккуратными складками ниспадающая до самых пят.
- Здравствуй, дитя мое... - начал второй, и даже голос его был нежным и приятным...
- Эй-эй! - оборвал его первый, экспрессивно махнув рукой. - Нечего тут себе все заслуги приписывать! Я, между прочим, тоже немало так руку приложил к созданию сего шедевра. Да чего далеко ходить, ты посмотри на это тело! Как будто ты мог вылепить что-то подобное, только "благочестивые" фигуры и можешь стругать! А вот я - да, я молодец! Какая талия, какая грудка! Да такую только мужским рукам и ласкать!
Ошеломленная его словами, я невзначай покосилась вниз... и увидела, что стою перед ними абсолютно голая! Щеки немедленно вспыхнули багровым цветом, а глаза стыдливо уткнулись в пальчики на ногах. Прикрыться даже не пыталась, все равно что хотели, то уже успели рассмотреть.
- Ну вот, смутил ребенка, - укоризненно покачал головой "жрец" в простыне.
- А чего красоты стесняться? Красотой надо гордиться! Вот я, например, всех своих детей делаю подобными себе, то есть яркими, красивыми, харизматичными...
- И скромными, - покивал головой на его речь светлый, а потом снова обратился ко мне. - Не стыдись, мы с братом смотрим не на оболочку, а на людские души, и поверь, перед нами важна только внутренняя красота.
- Что верно то верно, - снова вмешался темный, - но все же внешняя красота не помешает. А что? - деланно изумился он недовольному взгляду брата. - Думаешь, не надоело мне из века в век только на твой неизменный монашеский балахон и глазеть, дай хоть глазу порадоваться!
- К-кто вы? - чуть заикаясь от растерянности, все же выдавила из себя я.
- Для вас, о прекрасная леди, можно просто Создатель, - продолжал паясничать темный...
А до меня вдруг дошло...
- Мрачный и Единый... Великие Создатели... - пробормотала я, лихорадочно думая, уместно ли кланяться обнаженной. Реверансы явно не для такой ситуации. В итоге просто кивнула... а потом задала вопрос, от которого все в груди похолодело. - Я... умерла?
Единый хотел было ответить мне, но его брат поднял руку, призывая его к молчанию, и сказал мне:
- Положи руку под левую грудь.
На первый взгляд требование выглядело не очень прилично, но я поняла, на что он намекает, и послушалась... Стук... стук... стук...
- Твое сердце. Оно бьется, - озвучил он. - Даже если сердце остановилось, есть шанс вернуть человека к жизни, что уж говорить про того, у кого оно бьется.